111 
Скоро закончится весь этот бардак с королевской свадьбой. Лондон похож на Блэкпул или на Богнор-Риджис, или на Бенидорм в плохую погоду[34]. Событие историческое, и подданные английской короны стягиваются в столицу, почтить присутствием бракосочетание наследника престола. Событие историческое, и они не хотят остаться в стороне. Турки, персы и мавры в халатах, новые лондонские сагибы — вид у них обескураженный, оскорбленный в лучших чувствах; они не привыкли быть в меньшинстве по сравнению с аборигенами. Бледнолицые празднователи разряжены кто во что горазд в пасмурном летнем зное. В своем поп-артовом прикиде они тискаются в транспорте, толпятся у плотоядно разверстой пасти новоявленных гостиниц. Их шумная радость не знает удержу. Настало их время... Три года назад, с точностью до месяца, я был в каком-то средиземноморском аэропорту, направлялся домой с кем-то из селининых предшественниц, с какой-нибудь Долли или Полли, или Молли. Мы прошли регистрацию, выпили по коктейлю, затоварились в дьюти-фри. Без единой задней мысли я лавировал в толпе соотечественников. Большинство дешевых английских чартеров делали здесь пересадку — на Белфаст, Манчестер, Глазго, Бирмингем и на всякую совсем уж захудалую периферию. Все мы держали путь с солнца домой на луну, все мы были в превосходной форме, несмотря на пивное брюхо и цёллюлитную подбивку, несмотря на весь парикмахерский клей и стоматологическую замазку. В киоске продавались таблоиды с Флит-стрит. Бармены изъяснялись на лаконичном, но вполне работоспособном кабацком английском: все они знали, как сказать «льда нет». Так вот, все мы возвращались домой. Девицы в опасно выпячивающихся, негабаритных футболках и обкромсанных джинсах или в суперженственной пародии на местные рюшечки-кружавчики; раскрасневшиеся, по старой памяти веснушчатые матроны в узких угловатых брючках рубчатого плиса; усатые громилы демонстрировали в баре бронзовые от загара торсы, воплощая свое представление о современном мужском идеале. Выпивки море, отпускных денег никто не считает. Вновь ощутившие свои тела, прогревшиеся, умащенные, обслуженные по высшему разряду, все они могут похвастать сексуальным загаром — здоровяки, кровь, что называется, с молоком. И вот эта невинная эволюционная катастрофа — они, я и Холли или Голли, или Лолли, шлюшка-непоседа в парусящем на ветру платьице, мы процокали, обливаясь потом, к белокрылому крикуну, бесплодно тужащемуся, как на очке, до визга, до кошмаров, до ультразвука. При своих транзисторах, беспошлинном бухле, здоровых буферах и белых брюках, мы вскарабкались по трапу в его болезненно вибрирующее чрево.
Наблюдение. Ожидание. А вот и опять они, люди... В те далекие дни транспортный поток представлялся мне совершенно безликим, безразличным — поток как поток. Теперь же я чуть лучше осознаю, что происходит у меня за спиной. Машина машине рознь, силовые поля крайне индивидуальны, кроткие, враждебные или отчужденные. Я различаю у машин морды, глаза и злорадные ухмылки, я вижу, как машина поджимает хвост, вздыбливает шерсть или демонстрирует полный пофигизм. И когда я гляжу в толпу, в скученные людские массы, то вижу не поток, а человеческие силовые поля — драндулеты, мини-вэны, лимузины, бомбовозы, живые купе и седаны, ослепляющие меня взглядом своих фар.
— Чарльз и леди Диана женятся двадцать девятого, — сказал я Селине за кофе с тостами. На ней была самая парадная ночная рубашка. Шелк густой и гладкий, как глазурь. Но почти прозрачный. — Почему бы не устроить двойную свадьбу? Вот это цирк будет. Можно прямо сейчас смотаться на Бонд-стрит и подобрать тебе колечко. Тебе какое больше нравится? С изумрудом, с рубином, с алмазом чистой воды? Потом можно позавтракать в «Ноксе». Я позвоню в авиакассу. А после регистрации слетаем на несколько дней в Париж, первым классом. Остановимся в том новом отеле, ну, который, вроде, самый дорогой в мире. Все равно тебе нужен новый гардероб. Да и свою машину давно пора. «Фиаско» для тебя великоват. Сама же говорила. А куда бы ты хотела летом съездить? Самое время подумать. На Барбадос? На Сейшелы? Шри-Ланка? Бали?
— Джон, я ничего не слышу. Эй, что ты там делаешь?
— Ничего, — ответил я, но на самом деле я был очень занят. Я успел оседлать селинин табурет и крутил один ее сосок, как ручку настройки приемника, а другой перекатывал во рту, словно леденец. — Что ты сказала? — переспросил я.
— Чего? Ой. Слушай, отстань. Все равно я хочу смотреть королевскую свадьбу по телевизору.
111 
