Особенно,... 
114 
– Вы так бледны, дорогой мой, – проговорила она и провела с озабоченным видом платком по его вискам. – С вами что-нибудь случилось?
Он с усилием повернулся к ней.
– В определенном смысле, да. Я проглотил несвежее яйцо, – пояснил он. – Стоит мне только подумать, во сколько обходятся яйца на этом корабле, – внезапно выкрикнул он, – как становится ясно: дальше некуда! Добудьте мне метрдотеля, – бросил он остолбеневшей Ольге и направился на кухню.
Да уж, ничего себе человек левых убеждений, подумала Ольга, если он оскорбляет повара и его помощников так, как, без сомнения, никогда бы себе не позволили богатеи Барон. Ольга наблюдала за тем, как он третирует испуганный персонал, и это наполнило ее радостным презрением к нему, которое она скрыла, одобрительно кивая головой, когда Эрик призвал ее в свидетели.
– Пошли, – проговорила она под конец. – Эти бедняги почти ничего не получают, несмотря на то, что вы так дорого оплатили свой круиз.
– Я терпеть не могу, когда меня надувают, – заявил Эрик. – Терпеть не могу. Вот и все.
Он был бледен от негодования, от тошноты, он чувствовал себя опустошенным, замаранным, раздосадованным. Он даже поначалу засомневался, правильно ли он поступил, обрушившись на повара. О! В конце концов, на этом шикарном судне речь не шла о социализме. Эти холуи и одновременно снобы взяты сюда, чтобы правильно делать свое дело. И платят им именно за это, как платят соплякам – распространителям «Форума» за их беготню, как платят ему самому за руководство журналом и как… Одной только Клариссе следовало бы платить за ничегонеделание.
– Понимаете, мой дорогой Эрик, я в отчаянии, – начала Ольга, как только уселась в крохотном, унылом баре, расположенном на лестнице между люксом и первым классом.
Подобное местоположение, именуемое «утешительным», делало этот бар ничейной территорией, где никто ничем не рисковал: люкс – презрением со стороны первого класса, а первый класс – презрением со стороны тех, кого презирает он сам. Пожилой бармен придумывал там коктейли, которые пить было невозможно и которые выпивал он сам (или, точнее, вместе с одним пьяницей с нижней палубы, супруга которого еще не додумалась, что отлавливать его надо именно там). От этого он пьянел, и, будучи заброшен судьбой между двух классов, между двумя этажами, между двумя пристанищами и между двумя столетиями, он все чаще оказывался в состоянии, которое можно было охарактеризовать как «между двумя выпивками». Он сделал приветственный жест, преисполнившись энтузиазма при виде двоих новых посетителей, и, несмотря на протесты Ольги, всегда заботившейся о собственной печени, и полное безразличие Эрика, он решил дать им попробовать один из своих наиболее привлекательных фирменных напитков: Ольга, краем глаза со все возрастающим недоверием наблюдавшая за ним, увидела, как он заливает в свой шейкер коньяк, кирш, джин, зеленый мятный ликер, а также закидывает туда засахаренные фрукты и ангустуру. В конце концов она решила, что этикетки на бутылках не соответствуют, и, успокоенная (совершенно напрасно), повернулась к Эрику, который усталым голосом вопрошал:
– Так по какому поводу вы в отчаянии?
– Я в отчаянии потому, что слишком хорошо информирована относительно вашей жены.
– Это не имеет ни малейшего значения…
– И, тем не менее, этот Пейра такая скотина! Мне было так неудобно… Ах, Эрик, когда я увидела, как вы набросились на этого зверя, я просто перепугалась… И, к несчастью, не без оснований…
– Почему «не без оснований»? Он получил великолепную трепку, не так ли?
Эрик злился, и злился на собственную злость, злился на то, что не пожелал быть побежденным в этой дурацкой ссоре… Как будто тут мог быть победитель и побежденный! Его прямо-таки переполнял гнев, но это бурное и такое горькое чувство помогало ему реже возвращаться в мыслях к этому взгляду Клариссы, столько обещающему кому-то другому и ничего не сулящему ему самому. «Кларисса избегает меня вынужденно, как жертва – палача», – попытался он уговорить себя, уговорить человека, которого, как гром, поразила ее блуждающая улыбка; человека, который сквозь звон бокалов, сочувственные реплики Ольги и веселые – бармена все время слышал Клариссино: «Да-да, конечно», тогда воспринятое со всем безразличием, а сейчас терзающее предательской болью. И этим человеком является он сам, Эрик Летюийе. Ах! Она еще увидит, она еще поймет, кто на самом деле этот мужчина, которого, как ей кажется, она любит… Хорошенькие вещи ей предстоит узнать о нем! Телекс он послал накануне, ответ должен прийти сейчас.
114 
