97 
Тут Симон осмелел:
– А может быть, вам просто не хочется забивать голову всей этой чепухой?.. Прошу прощения за подобные выражения, дорогая моя Кларисса, но если вы выступаете в качестве Девы Марии, а ваш супруг – Иосифа, то, как мне представляется, это и не слишком убедительно, и не слишком понятно…
Тут Кларисса расхохоталась, да так громко и самозабвенно, что Симон, с одной стороны, обрадовался, что сумел раскрепостить ее, а с другой – разозлился, что не в состоянии слиться с нею в едином порыве. Поначалу он буквально принудил себя рассмеяться, но потом мало-помалу поведение Клариссы оказалось для него заразительным, и его хриплый, приглушенный смех слился со смехом Клариссы.
– Боже мой… – проговорила она, утирая слезы (теперь, благодаря отсутствию макияжа, они не оставляли черных следов на щеках). – Боже мой, – проговорила она, обращаясь к Симону, – ну и мысли приходят вам в голову! Иосиф… Эрик… ни много, ни мало… Ха-ха-ха! – произнесла она, вновь закатываясь смехом.
От смеха она порозовела, глаза ее загорелись, она помолодела лет на семь, перенеслась в веселую, счастливую юность, когда девочки переходят в новое состояние, от одной любви к другой, от глупого хихиканья с мальчишками из своего класса, от любви запретной к поцелуям с теми же самыми мальчишками в темноте машин, к любви обязательной. Когда их целует возлюбленный, еще сегодня днем таскавший у них карамельки на уроке математики.
– Вы заставляете меня вспомнить о своей юности, – мечтательно проговорил Симон. – Это поразительно, ведь я на двадцать лет вас старше…
– Вы мне льстите, – заявила Кларисса, – мне уже тридцать два…
– Ну а мне почти пятьдесят. Вот видите?.. – произнес Симон, причем это вопросительное «Вот видите?» означало скорее не: «Я оказался прав, я мог бы быть вашим отцом», а: «В это трудно поверить, не так ли?»
– Вы с Жюльеном должны были бы выйти из одной детской, – продолжил он и бросил на Клариссу взгляд, задумчивый и чистый.
– Я не очень хорошо улавливаю вашу мысль, – пробормотала Кларисса, взгляд который стал растерянным.
– Вы с ним одной породы, – уточнил Симон.
И он развернулся в кресле, поднял голову к небесам, как он делал всякий раз, погружаясь в раздумье, и, в конце концов, объяснил:
– Вы оба созданы для радости.
Вид у Клариссы был до такой степени ошеломленный, что Чарли счел своим долгом вмешаться:
– Он прав. Это, быть может, не столь очевидно, но зато верно. Вы оба с жизнью на «ты». Тем не менее ни вы, ни Жюльен ничего не знаете о самих себе. Увы… И, как мне представляется, Эрику следует как можно скорее вернуться к вам и дать вам понять… И поскорее, ибо может настать момент, когда такого рода понимание обретет разрушительный характер! Жюльен точно такой же: он не изображает ни дамского угодника, ни игрока, ни великого знатока живописи, ни сорвиголову, и тем не менее в нем все это слито воедино.
– Но разве, к примеру, Ольга и Эрик другие?
– Ну, видите ли, они пытаются казаться не тем, кем они являются на самом деле, – пояснил Чарли, которому льстил интерес к его рассуждениям. – Другие тоже стараются внушить окружающим желанное представление о себе, однако все же не обманывают их: так, Эдма хочет выглядеть элегантной, но ведь она такая и есть; вы, Симон, стремитесь выказать себя проницательным режиссером, но ведь вы им уже стали; Арман Боте-Лебреш выступает в роли директора-распорядителя крупного предприятия, но ведь ему действительно нравится занимать эту должность; Андреа играет сентиментального молодого человека, и он именно таков; а Элледок – командира-грубияна, и он хочет им быть, хотя это и глупо. Что до меня, я играю милейшего Чарли и от души желаю быть таковым на самом деле. Но что касается Эрика и Ольги, это совсем другое дело: Ольга хочет заставить нас поверить в свое бескорыстие, в свой художественный вкус и в свое хорошее происхождение, в то время как у нее нет ни того, ни другого, ни третьего, прошу прощения, Симон! Эрик же хочет заставить поверить в наличие у него высокой морали, человечности, терпимости, то есть тех качеств, которыми он не обладает, которые лишь симулирует. На самом же деле единственным циником на этом судне является именно Эрик Летюийе, ваш супруг, дорогая мадам, – торжественно завершил Чарли свою тираду.
И, повернувшись в кресле, он заметил, что Кларисса и Симон куда-то уставились. Это оказался Эрик, вернувшийся через час из экспедиции, на которую ему, по его словам, должно было потребоваться три. Эрик шел большими шагами, таща за собой Ольгу, запыхавшуюся, с блестящими глазами, тщетно пытавшуюся скрыть свое ликование по какому-то таинственному поводу.
97 
