... 
118 
– Во мне столько всего накопилось. Знаешь, я почему-то решила, что расскажу об этом только тебе, тебе одному…
– И вот я здесь и готов тебя выслушать. Я хочу, чтобы ты рассказала мне…
Он не находил слов, чтобы выразить, до какой степени она заворожила его, буквально завладела всем его существом. Как объяснить свои чувства: неизмеримое удовольствие слушать ее после бесконечных недель, проведенных в ярости и безумии?
Тихим голосом Роуан начала рассказывать о своей жизни. Наука всегда была ее поэзией. Посвятив себя медицине, она не мечтала о карьере хирурга – ее привлекали и восхищали невероятные, почти фантастические достижения в области неврологии. Роуан хотелось всю жизнь провести в лаборатории – именно там, по ее мнению, открывались возможности для проявления истинного героизма. А главное, она, несомненно, обладала талантом исследователя – пусть Майкл примет это на веру.
Однако случилось так, что однажды – это произошло в тот чудовищный канун Рождества – ей пришлось пережить страшное потрясение. Она собиралась переходить в Институт Кеплингера, чтобы с головой уйти в изучение методов лечения заболеваний мозга без хирургического вмешательства. Использование лазера или гамма-лучевого скальпеля сродни чуду, которое человек, далекий от медицины, едва ли способен постичь и оценить в полной мере. Следует добавить, что общение с людьми всегда представляло для нее непростую проблему. Сам собой, следовательно, напрашивался вполне однозначный вывод: лаборатория – ее родной дом.
Последние достижения в области неврологии поражали воображение Роуан. И вот тогда ее предполагаемый руководитель… Его имя не имеет значения… Этого человека уже нет в живых: вскоре после того случая несколько микроинсультов свели его в могилу. Ирония судьбы… ни один хирург в мире не смог бы залатать такие разрывы… Однако она вплоть до недавнего времени не знала об этом… Так вот, возвращаясь к началу истории… этот человек накануне Рождества пригласил ее в свой институт, находящийся в Сан-Франциско, ибо то был единственный вечер в году, когда в здании никого не оставалось. Он решил нарушить традицию, чтобы посвятить Роуан в тайны своей деятельности и показать, на каком материале он проводил исследования. А материалом для экспериментов служили… живые человеческие эмбрионы.
– Я увидела его в инкубаторе. Крохотный зародыш. Знаешь, как он это называл? Абортированный плод… Извини, что рассказываю тебе об этом, – мне известно, какие чувства ты испытываешь к Малютке Крису. Я знаю…
Роуан не заметила его шока. Майкл ведь и словом не обмолвился ей про Малютку Криса – он вообще никому не рассказывал о придуманном им имени. Но она, похоже, совершенно не обращала внимания на его состояние. Майкл промолчал и продолжал слушать, в то время как в его воображении сменяли друг друга неясные образы жутких персонажей из когда-то виденных фильмов.
– Представляешь, в этом существе поддерживали жизнь, – говорила Роуан. – Аборт сделали на четвертом месяце. Знаешь, он разрабатывал способы поддержания жизни утробных плодов, извлеченных даже на более ранних сроках. Он планировал выращивать эмбрионы в пробирках, но не для того, чтобы потом вернуть их в материнское чрево, а чтобы сделать источником органов для трансплантации. Ты бы слышал его доводы! Утробный плод играет жизненно важную роль в человеческом существовании – вот так! Но я должна сделать одно поистине ужасное признание: все увиденное и услышанное заинтересовало меня, поразило и захватило полностью. Я мгновенно оценила потенциальные перспективы использования живого трансплантанта, понимая, что пройдет немного времени – и появится реальная возможность создавать здоровый мозг для больных, находящихся в коме. Боже мой, я прекрасно сознавала, что со своими способностями могла бы осуществить его идею!
Майкл кивнул:
– Понимаю. Ужас от увиденного и непреодолимое искушение.
– Именно так. Надеюсь, ты веришь, что я могла бы сделать головокружительную карьеру в науке и мое имя появилось бы в медицинских монографиях рядом с именами других гениев. Иными словами, я была рождена для этого. Когда после долгих лет учебы и поисков себя я открыла неврологию, доросла до нее, если можно так выразиться, я словно достигла горной вершины. И почувствовала себя там как дома.
Медленно всходило солнце. Его лучи упали туда, где стояла Роуан, но она даже не заметила этого. Она снова беззвучно плакала и тыльной стороной ладони вытирала со щек катившиеся градом слезы.
118 
