120 
Роуан умолкла, словно сомневалась в сказанном или, быть может, только сейчас поняла, что все произошло именно так. Она отвернулась и смотрела теперь на простиравшееся за окном водное пространство, уже успевшее обрести голубизну; на поверхности воды играли ослепительные солнечные блики. По заливу скользили многочисленные парусные яхты. Только сейчас Майкл увидел прекрасные аллеи вокруг особняка и белые домики, разбросанные по темно-оливкового цвета холмам. На фоне чудесного пейзажа Роуан показалась ему еще более одинокой и потерянной.
– Когда я прочла о силе твоих рук, то ни на миг не усомнилась в ее существовании. И поняла, каково тебе приходится. Необыкновенные способности отдаляют нас от окружающих. Нам не приходится ждать понимания от других. Даже при том, что они собственными глазами видели, что именно ты делал. Что же касается моей силы, ее проявления не должен видеть никто, потому что это никогда не должно повториться.
– Но тем не менее ты боишься, что это может произойти снова? – спросил Майкл.
– Не знаю. – Роуан взглянула на него. – Стоит мне вспомнить о тех смертях – и на меня наваливается огромное чувство вины. У меня нет ни цели, ни замыслов, ни планов. Вина встает между мной и жизнью. И тем не менее я живу, причем лучше, чем кто-либо из моих знакомых.
Роуан негромко и горестно рассмеялась.
– Каждый день я отправляюсь в операционную. У меня интересная жизнь. Но не такая, какой могла бы быть…
Слезы потекли снова. Взгляд ее был устремлен на Майкла, но казалось, что она смотрит сквозь него. Солнце, ярко освещавшее тоненькую фигурку, играло в ее золотистых волосах.
Майклу нестерпимо захотелось обнять Роуан – он больше не в силах был видеть ее страдания, прекрасные серые глаза, покрасневшие от слез, гримасу душевной боли, прорезавшую уродливыми морщинами гладкую кожу лица и заострившую его черты. Внезапно кожа разгладилась и лицо вновь приняло прежнее выражение.
– Мне хотелось рассказать тебе обо всем этом, – неуверенно заговорила она прерывающимся голосом. – Хотелось… оказаться рядом с тобой и, что называется, излить душу. Наверное, я надеялась, что… раз я спасла тебе жизнь, может, каким-то образом…
Не в силах долее сдерживаться, Майкл медленно встал и обнял ее. Он крепко прижимал Роуан к себе, целовал шелковистую шею, залитые слезами щеки и даже сами соленые капли.
– Ты правильно сделала.
Слегка отстранив Роуан, он торопливо сорвал и отбросил в сторону перчатки. Какое-то время он пристально смотрел на свои руки, потом перевел взгляд на Роуан.
В ее глазах, наполненных сверкающими в пламени камина слезами, читалось легкое удивление. Чуть помедлив, Майкл коснулся пальцами ее головы, провел по волосам, погладил щеки…
– Роуан…
Усилием воли он постарался поскорее прекратить беспорядочное мелькание бредовых образов и приказал себе видеть только ее, ту, которая была сейчас в его объятиях. И вновь где-то глубоко внутри возникло удивительное обволакивающее ощущение, точно такое же, какое на миг вспыхнуло в нем по дороге сюда. Внезапно его словно ударило током, по всему телу разнесся нестройный гул, и он почувствовал, что знает о Роуан все: о том, насколько она честна и порядочна, о присущей ей от природы глубинной доброте, о том, сколь насыщенна ее жизнь. Калейдоскоп сменяющихся, сталкивающихся между собой образов лишь подтверждал истинность того, что он уже постиг, правильность его впечатления в целом. И только это имело сейчас значение.
Руки Майкла скользнули под халат, коснулись нежного, стройного тела, такого восхитительно горячего под его избавившимися от перчаток пальцами. Он наклонился и поцеловал ее грудь… Сирота, одинокая, испуганная, но до чего же сильная, неукротимо сильная.
– Роуан, – снова прошептал он. – Пусть сейчас будет важным только это.
Она вздохнула и будто обмякла на его груди, точно сломанная травинка. Под натиском разгоравшегося желания боль ее отступила.
Майкл лежал на ковре, подперев голову левой рукой. Правая небрежно держала над пепельницей сигарету. Чуть в стороне стояла чашка с горячим кофе. Должно быть, уже девять утра. Он позвонил в представительство авиакомпании, и ему предложили лететь дневным рейсом.
Однако мысль о расставании с Роуан будила в душе тревогу. Ему нравилась эта женщина – так, как до сих пор не нравился никто. Правильнее сказать, он был буквально околдован ее умом и в то же время почти болезненной ранимостью, беззащитностью, которая трогала Майкла до глубины души, пробуждая желание уберечь, оградить ее от всего, что способно причинить боль. Сознание собственной значимости доставляло такое наслаждение, что ему даже сделалось стыдно.
120 
