Особенно,... 
112 
В этом году Тадаси согласился отпраздновать с ними День благодарения.
Для всей семьи было мукой потерять почти одновременно и Кена, и Така. Хироко тоже тревожилась: не получала вестей от Питера с самого августа.
— Может, он увлекся какой-нибудь француженкой, поддразнивал ее Тадаси, но вскоре понял, что Хироко не до шуток. Она мало говорила о своих тревогах. Три месяца — долгий срок, в Европе еще продолжали гибнуть люди. Война в Японии тоже еще не закончилась. В октябре Макартур вынужден был отступить на Филиппины.
День благодарения прошел без всяких новостей. Обитатели лагеря вели обычную жизнь, уже привыкнув к изоляции. В этом году семейство Танака сумело достать индейку, и все смеялись, вспоминая, каким скудным был праздничный ужин год назад, в разгар забастовок и демонстраций. Но особенно радоваться было нечему. Казалось, заключение продлится вечно. Франклина Рузвельта только что переизбрали — очевидно, он игнорировал все советы Айкса и Биддла. Но так продолжалось лишь до декабря.
Хироко шла по улице, направляясь к дому и ведя за руку Тойо, когда два пожилых мужчины пробежали мимо, выкрикивая по-японски:
— Все кончилось! Кончилось! Мы свободны!
— Война кончилась? — спросила им вслед Хироко.
— Нет. — Один из мужчин обернулся. — Нас отпускают!
Они убежали, а Хироко поспешила расспросить кого-нибудь еще. Повсюду люди собирались в стайки, шумно спорили, даже расспрашивали охранников. Охранники всегда были на месте, наблюдали за пленниками с башен и на улицах, и иногда ненадолго забывалось, что они вооружены. Привыкнуть к этому для Хироко было труднее всего, но сейчас она даже не замечала направленных на людей автоматов.
Солдат объяснял, что президент Рузвельт подписал указ, а генерал-майор Пратт, сменивший на посту Девитта, издал постановление за номером 21, восстанавливающее право эвакуированных лиц вернуться домой или жить, где они пожелают. Второго января было отменено положение о контрабанде: японцы могли иметь фотоаппараты, драгоценности и оружие. Но что еще важнее, они могли вернуться домой. К концу 1945 года предстояло закрыть все лагеря. Комиссия побуждала людей разъезжаться как можно скорее, что во многих случаях оказалось труднее, чем предполагалось. Зато в официальных документах говорилось, что все «преданные» японцы могут покинуть лагеря для интернированных, как только пожелают. Хироко, которая уже давно, подписала присягу, теперь могла быть свободна, несмотря на иностранное гражданство.
— Прямо сейчас? — Не могла она поверить солдату, — Сию же минуту? Если я захочу, я могу просто уйти отсюда?
— Правильно, если вы подписали присягу, — подтвердил солдат. — Все кончено. — Окинув ее странным взглядом, он задал вопрос, на который Хироко не сумела ответить:
— Куда же вы поедете? — Он месяцами исподтишка наблюдал за Хироко и восхищался ею. Она была прелестна.
— Не знаю, — задумчиво ответила она. Куда ей было уезжать? Война еще продолжалась, вернуться в Японию, к родителям, она не могла. Питер по-прежнему воевал в Европе. Хироко старалась не вспоминать о трехмесячном молчании. Этим вечером они с Рэйко долго говорили о том, как поступить дальше. У них почти не осталось денег, а к деньгам Така и тем, что лежали в банке, на счету, открытом на имя Питера, доступа не предвиделось — без присутствия самого Питера взять их было невозможно. Пока Питер был жив, а Хироко надеялась на это, его родственники тоже не могли забрать себе эти деньги. Положение было неловким. У Рэйко не было других родственников в Калифорнии: кто-то жил в Нью-Йорке, в Нью-Джерси, вот и все. Ехать оказалось некуда, нигде их не ждали.
После нескольких лет, проведенных в заключении, мечтающие о свободе пленники вдруг поняли, что им некуда деваться. У всех возникали подобные проблемы: родственники жили или в Японии, или вместе с ними. Мало у кого имелась родня на востоке, но, поскольку японцам по-прежнему предлагали работу на военных заводах, никто не желал отправляться на восток — неизвестно, что встретит их на новом месте.
— Так куда же нам деваться? — спрашивала Рэйко, обсуждая с семьей неожиданно возникшую проблему. В Пало-Альто у них не осталось ничего.
— Почему бы вам не написать родственникам в Нью-Йорк и Нью-Джерси? — предложила Хироко. Так Рэйко и сделала. Вскоре пришел ответ — родственники соглашались принять их. Двоюродная сестра Рэйко из Нью-Джерси работала медсестрой и пообещала подыскать Рэйко работу. Все казалось таким простым, что Рэйко только удивлялась, почему не решилась отправиться туда сразу же. Но, разумеется, к тому времени, как они поняли, что отъезд необходим, их уже лишили свободы передвижения. «Добровольное переселение» в начале казавшееся бессмысленным, три года спустя, после всего, что они узнали и испытали, стало представляться единственным шансом.
112 
