– Отстань, Бассарей! – попытался было утихомирить Диониса старый сатир, но в иссиня-черных глазах бога уже полыхнули опасные огоньки – и толпа спутников Диониса возбужденно загомонила, предвосхищая очередную потеху кудрявого предводителя.
Стоявший отдельно Пан переступил с копыта на копыто, словно прикидывая, не стоит ли вмешаться – только было уже поздно, независимо от того, какое решение принял бы козлоногий сын Гермеса (во всяком случае, сын Гермеса согласно общепринятым представлениям) и гулящей Дриопы.
Поздно – потому что Дионис припал алым ртом к услужливо поданному бурдюку, щеки его раздулись румяными пузырями, а потом бурдюк полетел в сторону, и веселый бог неожиданно для всех шумно прыснул вином прямо в лицо вскочившему Алкиду. Мальчишка закашлялся, заплевался, принялся тереть кулаками глаза, а Дионис взмахнул возникшим у него в руке тирсом – таким же, как у остальных, но блестящим, словно сделанным из полированного металла, – и хлопнул им Алкида по макушке.
Раздался легкий и сухой звон, как если бы удар пришелся по медному котелку.
Ификл – взъерошенный, нахохлившийся, птенец птенцом – кинулся было на защиту брата, но в последний момент остановился, видя, что сам Алкид ничуть не обижен случившимся, стоит себе и растерянно улыбается, а кучерявый Дионис-Бассарей в притворном страхе закрывается тирсом и отскакивает назад от близнецов.
– Ты чего?! – только и успел выкрикнуть Ификл, прежде чем дружный гогот сатиров заставил его умолкнуть.
Какое-то странное раздвоение овладело мальчишкой, мешая предпринять хоть что-нибудь, а не стоять на месте, как столб, и тупо сопеть, глядя на хохочущего бога; где-то в глубине души образовалась щемящая пустота, и обозленный Ификл не сразу понял, что он попросту не ощущает привычной поддержки Алкида, его чуткого присутствия, как бывало всегда, кроме… кроме приступов безумия!
Но и признаков надвигающегося припадка тоже не было – уж тут-то Ификл не мог ошибиться!
Ификл повернул голову влево и обнаружил, что Алкид, дурашливо хихикая, пытается шагнуть вперед, но при этом каждый раз сгибает в колене не ту ногу, которую предполагал вначале, – в результате чего ему приходится хвататься за шею Силена и некоторое время качаться, сохраняя равновесие.
– А вот и да! – вдруг сообщил Алкид, неестественно раскрасневшись и поминутно облизывая языком слегка припухшие губы. – И наплевать! Потому что!.. И по шее – это всегда пожалуйста! Как герой, равный богам… и по рогам!
Ификлу стало невыносимо стыдно.
Он зажмурился и пропустил самое интересное: аплодисменты сатиров (впрочем, это он слышал), пляску бассарид вокруг шутливо раскланивавшегося Диониса, внезапное сгущение воздуха на краю поляны близ можжевельника, растопырившего во все стороны свои колючие пальцы, – и, наконец, явление из марева открывающегося Дромоса…
– Пустец! – икнув, заорал донельзя обрадованный Алкид и шлепнулся задом на колени крякнувшего Силена. – Гермышка! А мы тут без тебя как без своих ушей!..
Гермию достаточно было быстро оглядеться и принюхаться, чтобы оценить происходящее, – и оценка эта, надо полагать, была не самой высокой.
Даже крылышки на сандалиях Лукавого негодующе затрепетали, приподняв своего хозяина на локоть над землей.
– Придурок! – Гермий был просто вне себя, и Дионисова свита поспешно сбилась в кучу, стараясь не оказаться между двумя ссорящимися божествами, двумя сыновьями Зевса-Олимпийца; старшим, Гермием, вышедшим из чрева Майи-Плеяды, и младшим, Дионисом, которого выносила Семела, глупая дочь мудрого Кадма-Фивостроителя. – Забавник, лозу тебе в глотку! Весельчак! Пьянчуга! Эреб в башке свищет, да?! Залил глаза по самые пятки!..
– А ты кто такой?! – огрызнулся Дионис, явно смущенный, но не имеющий возможности отступать на глазах у свиты. – Тоже мне – учитель! Воров своих учи, а я и сам разберусь, без советчиков!
– Без советчиков?! Кто тебя, недоросля сопливого, нисейским нимфам на воспитание передавал?! Кто за тобой приглядывал?! Пригрел змею, называется!.. Вот сейчас слетаю к папе, скажу, что ты ему героев спаиваешь!
– Героев! – внимательно слушавший перепалку Алкид счастливо икнул во второй раз и назидательно ткнул пальцем в небо, едва не выколов Силену глаз. – Спаивает… а-хой, вижу горы, Киферонские вершины, а-хой, режьте глотку, пусть струею кровь прольется!..
Никто не удивился, что пьяный Алкид вдруг запел сиплым голосом, закатив глаза и ритмично кивая в такт; только старый Силен обеспокоенно взглянул на молчащего Пана, да еще очнувшийся Ификл присел рядом с братом на корточки и попытался привести Алкида в чувство, хлопая его по щекам.