105 
Бонни приблизилась, волоча правую ногу. Джек испугался, что она на него упадет; она и упала – рядом с ним, на колени, правда, ей пришлось опереться руками ему на живот. Смотреть на Джека она все равно не желала, вперила взгляд в простыню; казалось, она все еще играет роль суфлера, ждет, когда кто-нибудь перепутает реплику. Джек вдруг застеснялся на нее смотреть – потому что она не хотела смотреть на него; тут он почувствовал, как Джинни Джарвис задрала ему юбку и стянула с него трусы. Он не видел, кто это сделал, просто решил, что Пенни слишком зла, чтобы подходить близко. Как и обещала Эмма, никто его не трогал – в смысле, не касался его тела.
– Ну, как Эмма и говорила, маленький, – сказала Пенни, осмотрев интересующий собравшихся предмет.
– Погоди, то ли еще будет, – пообещала Джинни.
– Что такое? – спросил Джек.
– Ничего, конфетка моя, не бойся.
– Вот именно, ничего; даже, я бы сказала, меньше, чем ничего, – сказала Пенни Гамильтон.
– Вы пугаете его! Так нельзя, – сказала Бонни, – он же совсем еще малыш! – И наклонилась к нему.
Она смотрела ему в лицо, как будто перед ней лежал сценарий; словно хороший суфлер, она точно знала, что будет в пьесе дальше – то есть, в данном случае, понимала, что чувствует Джек.
Джек подумал о ее правой ноге, а потом стал воображать себе аварию, после которой Бонни стала хромой. В тот день он впервые заметил, что физическая привлекательность (и половое возбуждение, которое она вызывает) связана не столько с пропорциями фигуры или красотой лица. Его, Джека, манило прошлое Бонни, ему было жутко любопытно знать все, что с ней случилось прежде, всю историю ее боли, все ее травмы и ссадины. Именно ее хромота интересовала Джека. Эмма ошибалась – Джека интересовали не столько женщины постарше, сколько травмы, уродства, раны в теле и душе; Бонни когда-то физически пострадала, и это сделало ее желаннее для него. Джек задумался над этим, и ему стало страшно, он заплакал.
– Ну, я видала такое, с пенисами это бывает, – заявила Джинни.
– Наверное, он заснул, – предположила Пенни.
– Джек, не давай им себя пугать! – решительно сказала Бонни.
Джек удивился – она единственная из трех девочек была словно парализована ужасом; казалось, она сидит, привязанная к пассажирскому сиденью, и наблюдает, как машина летит в столб, а водитель ничего не видит. Бонни закусила нижнюю губу и смотрела на Джека как завороженная – словно столб это он, Джек, словно это он причина аварии и сама авария, и она не в силах ее, то есть его, Джека, предотвратить.
– Что такое? – спросил Джек Бонни. – Что ты видишь?
Бонни залилась слезами.
– Бонни, не плачь – это твои слезы его пугают! – сказала Пенни.
– Глядите-ка, а у нас прогресс, – объявила Джинни. – Наверное, слезы как раз и помогли.
– Ладно, плачь себе, мне плевать, – сказала Пенни сестре.
– Джек, тебе страшно? Если да, мы немедленно прекращаем, – сказала Эмма.
– Уж скорее, Бонни страшно, – усмехнулась Пенни.
– Бонни, тебе страшно? Если да, надо немедленно прекратить, – сказал Джек, хотя и не понимал, что именно следует прекратить. С его точки зрения, Бонни была просто вне себя от ужаса, и Джек испугался, что он и есть причина ее страха.
– Что вы делаете! Мальчик ужасно напуган! Он такой маленький, вы чего! – рыдала Бонни.
– Конфетка моя, я с тобой, – сказала Эмма, наклонилась к Джеку и поцеловала его в губы. Джек не запомнил, «пользовалась она языком» (как она говорила) или нет, его слишком интересовали ее усики. Наверное, поэтому он и задержал дыхание.
– Эмма, не останавливайся, – сказала Джинни.
– И правда, кое-что началось, – с некоторым интересом отметила Пенни.
Джеку ничто не мешало дышать, он просто решил проверить, сколько сможет вытерпеть без вдоха. В глазах начали сверкать огоньки, словно северное сияние, любимое жителями Канады.
– Эмма, он у тебя там не задохнется? – спросила Бонни.
– Эй, осторожнее! – воскликнула Джинни, и в этот же миг исторгнутое Джеком содержимое попало прямой наводкой в Пенни; та наклонилась, чтобы получше разглядеть интересующий собравшихся предмет, и попала под обстрел. Подумать только, никто и не думал прикасаться к Джеку, а тут – ба-бах!
– Конфетка, ты залепил ей аккурат между глаз, – рассказывала потом Эмма. – Я так тобой горжусь! Мне было неудобно, это ведь из-за меня ты к ним попал и так перепугался. Короче, эти девочки больше на километр к тебе не подойдут, можешь мне поверить. С этих пор я буду за тобой смотреть куда лучше.
105 
