146 
Как-то раз, весной их последнего года в школе, Мишель пригласила Джека к себе в Нью-Йорк на выходные. И он впервые почувствовал себя так, словно изменяет Эмме, – не потому, что был с Мишель, а потому, что не сообщил Эмме, что приезжает. Мишель была такая красивая, Джек боялся, что Эмма обидится, увидев его с ней, или, по крайней мере, отнесется к ней неприязненно. Надо сказать, в семье Мишель все были красавцы, даже собака.
С другой стороны, рассуждал Джек, что такого, если он приехал в Нью-Йорк и не сказал Эмме? Ей-то что? Эмма окончила университет и работала помощником сценариста в ночной шоу-программе на городском телевидении. Она ненавидела эту работу. И пришла к выводу, что в ее случае дорога в кино не пролегает через ящик. Впрочем, она уже не знала, хочет ли заниматься кино.
– Я, наверное, буду писателем, конфетка моя, то есть романы буду писать, а не сценарии. В общем, займусь настоящей литературой, а не журналистикой.
– И когда же ты будешь писать?
– По выходным.
Ну и Джек решил, что не будет беспокоить в этот раз Эмму – это же выходной, а значит, она работает.
Родители Мишель жили в квартире на Парк-авеню, она занимала добрую половину здания и превышала по размерам общежитие в Реддинге. Джек не знал, что есть люди, у которых дома висят произведения искусства. Он вообще не знал, что картинами могут владеть частные лица. Может, это его Канада так воспитала, а возможно, он слишком много времени провел вне больших городов.
В ванной для гостей висел небольшой Пикассо; его повесили довольно низко, и лучше всего он смотрелся, если сесть на унитаз. Джек так впечатлился, что чуть не описал картину – пенис почему-то не хотел писать прямо.
Джек решил, что с его пенисом что-то не так – может, гонорея? Джек понимал, что мог легко заразиться от миссис Стэкпоул – в конце концов, кто знает, кто еще с ней развлекается или с кем развлекается ее муж? Теперь, чуть не пописав на Пикассо, Джек убедил себя, что у него и правда венерическая болезнь, которую он может подарить Мишель Махер. Нет, он особо не рассчитывал, что Мишель захочется спать с ним. Они впервые оказались вместе за пределами Эксетера. Да, они уже целовались, но он еще ни разу не прикасался к ее, по выражению Эда Маккарти, «твердым шарам».
Джеку повезло – в эти выходные родители Мишель отправились на какой-то жутко важный прием (смокинг, галстук и прочие навороты) и оставили шикарную квартиру и красавца-пса на Мишель и Джека. Они начали с того, что смотрели телевизор в спальне Мишель; она сказала:
– Родителей не будет весь вечер.
Джек был готов к тому, что они будут ласкаться и все такое, но думал, что Мишель не из тех, кто решиться «пройти весь путь до конца», по выражению Алисы Стронах.
– Я надеюсь, что ты не знаком с девочками, которые готовы пройти все до конца, – говорила ему мама, когда Джек возвращался в Торонто на весенние каникулы.
Мишель Махер в самом деле не собиралась проходить весь путь до конца, но она хотела бы про это поговорить. Может, она не права?
– Нет, я думаю, ты именно что права, – сразу ответил ей Джек.
Не мог же он ей сказать, что боится заразить ее триппером, подхваченным у школьной судомойки! Так что пришлось ему самому стать пропагандистом воздержания.
По телевизору показывали ретроспективу фильмов с Джоном Уэйном, первым делом шел «Боец из Кентукки». Джон Уэйн командует взводом стрелков, на голове у него практически живой енот. Джек обожал Джона Уэйна, но Эмма задушила любовь Джека к героическому кино такого плана, посадив его на жесткую диету из Трюффо и Бергмана. Трюффо Джеку понравился, а Бергмана он был готов носить на руках и целовать его ботинки.
Нет, на «Четырехстах ударах» Джеку стало скучно, и он не постеснялся в этом признаться. Эмма так обиделась, что отпустила его пенис, но уже на «Стреляйте в пианиста» снова взяла его в руки – фильм Джеку понравился – и продержала, не выпуская ни на секунду, весь «Жюль и Джим» (а он воображал, что его пенис держит не Эмма, а Жанна Моро).
Бергмана ему всегда было мало. Именно из-за его фильмов – «Седьмой печати», «Девичьего источника», «Зимнего света», «Молчания» – Джек захотел играть именно в кино, а не в театре. «Сцены из семейной жизни», «Лицом к лицу», «Осенняя соната» – в этих лентах он черпал вдохновение. Он все время пытался вообразить себе, какое у него будет лицо, если он подойдет близко к бергмановским женщинам – как подъезжает камера при крупном плане. Произнося каждое слово, Джек воображал, что камера словно прилипла к нему, что его лицо заполняет весь экран – или не лицо, а пальцы его руки, кулак, кончик указательного пальца, который нажимает на дверной звонок (тоже во весь огромный экран).
146 
