246 
– Я знаю, – сказал Джек. – Надо вызвать Пиви.
– Надо вызвать полицию! – взглянула на него Лесли. – Не могут же они ночевать в Святой Хильде, даже в спортзале!
– Они могут ночевать тут, в доме.
– Джек, твоя мамаша заранее все так и спланировала, а мы, дураки, не догадались. Может быть, если бы мы таки переспали друг с другом, она бы избавила нас от этого унижения.
– Не знаю, – сказал Джек. – Мне-то кажется, захоти мама предотвратить появление этой толпы, она не смогла бы этого сделать.
После полудня позвонил Пиви:
– Какой лимузин! Мне надо было взять грузовик! Бухло уже не помещается в тачку, Джек!
– Ну, сгоняй два раза.
– Я уже три раза сгонял, сэр! Боюсь, если вы с миссис Оустлер не поторопитесь, для ваших задниц не найдется места на скамье!
Пиви, подумал Джек, родился паникером. Командует парадом мисс Вурц, и Джек знал, она-то оставит им с Лесли пару мест.
И Вурц не подкачала – более того, она поставила сторожить первый ряд Вонючую Обезьяну, а с ним – Подонка-до-Мозга-Костей, а также Сестричку Мишку и Луну Дракона. В Торонто приехали все, чьи прозвища Джек слышал хотя бы раз.
Была даже группа из Италии, а некий Лука Бруза из Швейцарии заявил Джеку, что ни под каким видом не пропустил бы Алисины поминки. В таком же духе высказались Рай-и-Ад из Германии, Ману и Тин-Тин из Франции, Парни-из-Лас-Вегаса и даже Розовая Пантера из Голливуда.
Гости забили все скамьи, все проходы и даже коридор, от дверей часовни почти до самого спортзала. Небольшая и очень перепуганная группа Старинных Подруг – дрожащие одноклассницы миссис Оустлер примостились на первых двух рядах бокового нефа, а Эд Харди, Вонючий Билл и Ржавый Людоед вызвались их охранять, то есть не подпускать своих коллег близко к порядочным женщинам, которые, как школьницы, держались за руки.
Мисс Вурц выстроила свои два хора – интернатовский и байкерский – по сторонам главного поперечного прохода, и сбитая с толку «конгрегация» принялась разглядывать две непохожие друг на друга группы. Тату-художники, прибывшие позднее других, никак не могли понять, при чем тут королева.
– Какая такая королева? – спросил у Джека широкоплечий мужчина в ярко-желтой спортивной куртке; он столько бриолина втер себе в волосы, что те торчали вверх акульим плавником. Джек узнал его, он видел фотографии Филадельфийского Психа Эдди в маминых журналах по татуировке.
Преподобный Паркер появился позже всех.
– Я не смог найти места на парковке! – застенчиво извинялся он, а затем решил поближе разглядеть «конгрегацию», все эти крашеные футболки, татуированные плечи, распахнутые воротники гавайских рубашек и так далее. Змеи и драконы холодными глазами смотрели на преподобного; многих существ преподобный Паркер видел впервые, в раю такие не водились. Повсюду встречался распятый Христос, точнее, его кровоточащее сердце в терновом венце, ничего похожего на традиционную англиканскую сдержанность. Еще было полно скелетов, одни выдыхали пламя, другие изрыгали ругательства.
На фоне этого буйства татуированной плоти мисс Вурц превзошла самое себя. Ее хоры исполнили «Повелителя танцев» как никогда – хор девочек («не-вполне-девственниц», как сказала миссис Оустлер) спел все пять куплетов, а хор байкеров присоединялся к ним на припеве. Несчастная блондинка, потерявшая на Эмминых поминках туфлю, солировала на четвертом куплете, продемонстрировав прекрасный голос, байкеры уже слышали ее во время репетиции, но все равно прослезились.
Когда пришла пора преподобному прочесть двадцать третий псалом, в часовне стало совсем жарко, и многие гости сняли даже рубашки. Это были не только татуировщики – пожаловало немало старинных Алисиных клиентов. Ее характерные работы были везде, Джек узнавал их одну за другой.
А еще он заметил, как рыдает миссис Оустлер, рыдает навзрыд и не может остановиться. Взглянув на нее, Алисины коллеги сразу сообразили, кто она такая.
– У меня возлюбленная в Торонто, – говорила им Алиса (обычный смысл этой фразы: «Я занята, с тобой не пойду»).
– Господь – пастырь мой; я ни в чем не буду нуждаться, – опасливо начал преподобный Паркер и совсем потерялся, дойдя до «Если я пойду и долиною смертной тени, не учую зла»…
– … Убоюсь, а не учую… – поправила его мисс Вурц.
– … Убоюсь зла, – продолжил мямлить преподобный, – потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня.
– Жезл? Вот прямо-таки жезл? Что это вы имеете в виду? – громко поинтересовалась какая-то женщина из «конгрегации»; Джек готов был поклясться, что это одна из сестер Скреткович. Последовал оглушительный хохот, несколько одноклассниц миссис Оустлер едва не подавились со смеху.
246 
