68 
— Матушке не следовало вмешиваться, — сказала Тиффани.
— Не следовало, а? — сказала Нянни с непроницаемым видом.
— Я не дурочка, Нянни, — ответила Тиффани, — я все поняла.
— Поняла, даже так? Что за умная девочка, — сказала Нянюшка, усаживаясь в свое кресло. — И что же ты поняла?
Тиффани была в затруднении. Обычно Нянни всегда была жизнерадостной. Трудно было не нервничать, когда она становилась угрюмой, как сейчас. Но она решила пойти до конца.
— Мне бы коттедж не отдали, — сказала она. — О, я справилась бы со всей повседневной работой, но нужно быть постарше, чтобы управлять владением. В тринадцать лет тебе этого не скажут, не важно, носишь ты шляпу или нет. Тем не менее Матушка предложила меня и поставила всех перед выбором — либо я, либо Аннаграмма, так? И они выбрали ее, потому что она старше и кажется знающей. И сейчас все полетело в тартарары. Это не ее вина, что ее учили магии вместо ведовства. Матушка только хочет, чтобы она провалилась и все узнали, что миссис Иервиг плохая наставница. И я не думаю, что это хорошо.
— Я бы не стала торопиться с выводами, что хочет Эсме Ветровоск, будь я на твоем месте, — сказала Нянни Огг. — Но я не скажу ни слова против, поверь. Можешь идти и помогать своей подруге, если хочешь, но ты все еще работаешь на меня, хорошо? Только так будет справедливо. Как твои ноги?
— С ними все хорошо, Нянни, спасибо за заботу.
* * *
Перенесемся за сотни миль отсюда к мистеру Фьюзелу Джонсону, не имеющему представления ни о Тиффани, ни о Нянни Огг, да и вообще мало о чем имеющему представление, за исключением часов и ходиков, которые он делал на продажу. Еще он знал, что кухню надо белить известкой, поскольку это дешево и просто, если смириться с небольшими потеками. Поэтому он не мог объяснить, почему несколько пригоршней побелки взмыли вверх из чаши, где он ее размешивал, собираясь добавить воду, повисели в воздухе, как привидение, и исчезли в камине. В конечном счете он отнес случившееся за счет того, что слишком много троллей понаехало в город. Логики в этом особой не было, но подобные выводы обычно обходятся без логики.
А Зимовой подумал: «Известки, чтобы сделать человека!»
* * *
Тиффани провела ночь без сна, сидя с Аннаграммой и мистером Тиссо, правда, он не сидел, а лежал, так как был мертв. Мало кому придется по душе такое времяпровождение. Всегда становилось легче, когда небо начинало светлеть и запевали птицы.
Время от времени мистер Тиссо издавал звуки. Конечно, не сам мистер Тиссо, встретившийся со Смертью несколько часов назад, а только брошенное им тело, поэтому все эти звуки ничем не отличались от звуков, которые издавали старые дома, остывая.
Нельзя забывать об этом посреди ночи. И исключительно важно не забывать, когда свечи начинают мигать.
Аннаграмма храпела. Ни один другой носик, настолько маленький, не смог бы издать такой оглушительный храп, как будто пилили доски. Какой бы дух не ошивался поблизости этой ночью, храп Аннаграммы спугнул бы его.
«Хр хр хр» были не так уж нетерпимы, и Тиффани могла пережить «фьююююю»! Но вот пауза между ними, между взбирающимся вверх «хр хр хр» и падающим «фьюююю!» - вот что действовало на нервы. И пауза всегда была разной продолжительности. Иногда «фьююююю!» сразу следовало за «хр хр хр», а потом между ними наступал большой промежуток, и тогда Тиффани обнаруживала, что задерживает дыхание в ожидании «фьююююю!». Было бы не так плохо, если бы Аннаграмма выдерживала одинаковый промежуток времени между ними. Временами она замолкала, и наступала благословенная тишина, пока «фьююююю!» снова не воспаряли духом, сопровождаемые тихими причмокиваниями «мням-мням», когда Аннаграмма меняла положение на стуле.
Где ты, Повелительница Цветов? Что ты делаешь? Должно быть, ты спишь!
Голос был так слаб, что Тиффани могла бы его и не услышать, если бы не напрягала слух в ожидании следующего «хр хр хр». И вот он прозвучал…
— Хр хр хр хр!
Позволь мне показать тебе мой мир, Повелительница Цветов! Позволь мне показать тебе все оттенки льда!
— ФьЮЮЮЮЮЮЮЮ!
Примерно три четверти Тиффани подумали: «Ох, нет! Найдет ли он меня, если я отвечу? Нет. Если бы он мог найти меня, меня бы здесь сейчас не было. И рука не зудит».
Оставшаяся четверть подумала: «Бог или богоподобное существо разговаривает со мной, можно было бы и не храпеть, Аннаграмма, спасибо».
68 
