72 
Тиффани полезла в посудный ящик за ложкой. Ящик не открывался. Она погремела им, потянула и несколько раз чертыхнулась, но он не хотел выходить.
— О, да, продолжай в том же духе, — раздался голос позади нее. — Вот увидишь, это поможет. Нет, не надо быть разумной и просовывать руку, чтобы убрать застрявшую вещь. Ни в коем случае. Стучать и ругаться, вот как надо!
Тиффани повернулась.
Около кухонного стола стояла худая утомленная женщина, завернутая в что-то вроде простыни. Она курила сигарету. Тиффани никогда раньше не видела женщин, курящих сигареты, тем более сигареты, горящие сильным красным пламенем и разбрасывающие искры.
— Кто вы и что вы делаете в кухне миссис Огг? — резко спросила Тиффани.
Женщина удивилась.
— Ты можешь слышать меня? — сказала она. — И видеть?
— Да! — огрызнулась Тиффани. — И знаете ли, здесь место для приготовления пищи!
— По идее, ты не должна меня видеть!
— Тем не менее я вас вижу!
— Подожди-ка, — сказала женщина и сдвинула брови. — Ты не просто человек, ты…? — Она странно сщурилась на мгновение и продолжила. — О, ты - это она. Я права? Новое Лето!
— Не будем обо мне, вы-то кто такая? — спросила Тиффани. — И потом, кроме танца ничего больше не было!
— Анойя, Богиня Застрявших в Ящиках Вещей, — ответила женщина. — Рада познакомиться.
Она сделала еще одну затяжку, и с кончика сигареты посыпались искры. Часть из них попала на пол, но не причинила никакого вреда.
— Есть богиня и для такого? — удивилась Тиффани.
— Я нахожу потерянные штопоры и то, что закатилось под мебель, — небрежно сказала Анойя. — И что упало за диванные подушки. Они еще хотят, чтобы я расстегивала застрявшие молнии, но я пока что думаю. Но в основном я проявляюсь повсюду, где стучат ящиками и взывают к богам, — она пыхнула сигаретой. — Чай у тебя есть?
— Но я ни к кому не взывала!
— Взывала, — сказала Анойя, извергая искры. — Ты ругалась. Рано или поздно каждое проклятие становится молитвой, — она помахала рукой, свободной от сигареты, и что-то звякнуло в посудном ящике. — Все в порядке. Это яйцерезка. Она есть у каждого, и никто не знает, зачем она ему. Кто-нибудь когда-нибудь купил яйцерезку, зная зачем? Сомневаюсь.
Тиффани попытала ящик. Он легко выскочил.
— Как насчет чая? — спросила Анойя, усаживаясь за стол.
Тиффани поставила чайник на огонь.
— Вы слышали обо мне? — спросила она.
— О, да, — ответила Анойя. — Довольно много времени прошло с тех пор, как бог в последний раз влюблялся в смертную. Все хотят посмотреть, чем это закончится.
— Влюблялся?
— О да.
— И, значит, боги наблюдают за мной?
— Ну конечно же, — ответила Анойя. — У начальства дел особых ведь нет! Но я должна еще и застежками заниматься, как же. А у меня в такую холодину пальцы не разгибаются!
Тиффани поглядела на потолок, затянутый дымом.
— И они все время смотрят на меня? — ошеломлено спросила она.
— Я слышала, что ты привлекла больше внимания, чем война в Клатче, а она была очень популярной, — ответила Анойя, вытягивая руки. — Посмотри, как опухли от холода. А этим, конечно же, и дела нет.
— Даже когда я… моюсь? — спросила Тиффани.
Богиня неприятно рассмеялась.
— Да. И еще они видят в темноте. Лучше не думать об этом.
Тиффани снова поглядела на потолок. А она так надеялась искупаться сегодня вечером.
— Я постараюсь не думать, — мрачно сказала она и добавила. — Трудно… быть богиней?
— Есть свои приятные стороны, — ответила Анойя. Она стояла, свободной рукой поддерживая за локоть руку с сигаретой, горящей и искрящейся прямо перед ее лицом. Затем она резко затянулась и выдохнула облако дыма, присоединившегося к смогу под потолком. Искры сыпались дождем. — Ящиками я не так давно начала заниматься. А до этого я была богиней вулкана.
— В самом деле? — спросила Тиффани. — Вот бы ни за что не догадалась.
— О, да. Хорошее занятие, не считая визгов, — ответила Анойя и горько добавила. — Ха! Бог бурь всегда гасил мою лаву дождем. Вот таковы мужчины. Они гасят вашу лаву.
— И рассматривают акварели, — вставила Тиффани.
Анойя прищурилась.
— Чьи-то чужие акварели?
— Да!
— Мужчины! Все они одинаковы, — сказала Анойя. — Вот мой совет, укажи мистеру Зимовому на дверь. Он всего лишь стихия, в конце-то концов.
Тиффани поглядела на дверь.
72 
