48 
Ее у него отняли.
Гхэ проснулся и сел на подстилке. В его маленькой комнатке царила темнота, но он все равно мог видеть голые стены, узел с одеждой и оружие — все, чем он владел.
«Хизи», — подумал он. Она была той, кого ждала Река. Гхэ передернуло. Мысли и чувства, явившиеся ему в сновидении, не принадлежали человеку; они лишь казались человеческими, потому что отразились в его сознании.
Но то, что Река чувствует в отношении Хизи, не исказилось его восприятием, не стало похоже ни на одну эмоцию, испытанную Гхэ прежде, хотя несколько и напоминало вожделение. Прежний Гхэ ничего бы не понял, но Гхэ теперешний начинал понимать. Поэтому-то его и передернуло.
Гхэ также понял нечто, не приходившее ему в голову раньше.
Река ничего не знает о жрецах, не знает даже, что они существуют. Для Реки они — пустое место, ничто. А средоточие боли, темный колодец, высасывающий силы, безжалостно погружающий в сон… Гхэ знал, что это. Он бывал там много, много раз.
Это был Большой Храм Воды.
X
ИГРА Б ПЯТНАШКИ
Тзэм встретил их на краю деревни. Забравшись на фундамент разрушенного жилища, он отмахивался от стайки любопытных детишек. Увидев его, Хизи соскользнула из-за спины Братца Коня и кинулась к великану.
— Принцесса, — прорычал Тзэм, — где ты была?
— Я потом тебе все расскажу, — пообещала Хизи. — А пока побудь со мной рядом. Пожалуйста.
— Конечно, принцесса. — Великан бросил на вновь прибывших подозрительный взгляд и сказал на своем ломаном менгском достаточно громко, чтобы те услышали: — Уж не обидели ли они принцессу?
— Нет, — ответила Хизи. — Они просто проводили меня в деревню.
— Здесь не дворец, принцесса, — проговорил Тзэм уже более спокойно по-нолийски, — тебе не следует убегать одной, когда вздумается.
— Я знаю, — согласилась Хизи, — я это знаю. Братец Конь тоже по-нолийски обратился к Тзэму:
— Великан, отведи свою госпожу в мой ект и хорошо за ней присматривай. Мне нужно кое-чем заняться, и я хочу, чтобы ты позаботился об ее безопасности. Я пришлю к вам и Ю-Хана.
— Зачем? — спросил Тзэм. — Что случилось?
— Я пока еще не уверен, — ответил старик. — Как только буду знать, приду и расскажу. — Хизи заметила, что Мох — и, конечно, Чуузек — начали проявлять беспокойство.
В подтверждение этому Чуузек прорычал, обращаясь к родичу:
— Что означает эта белиберда? Что они говорят? — Мох лишь озадаченно пожал плечами.
Не обращая на них никакого внимания, Братец Конь повернулся к Хизи и сказал, по-прежнему по-нолийски:
— Не бойся меня, дитя. Я знаю, что ты видела, и поверь: бояться тебе нечего. Мне следовало больше объяснить тебе перед началом обряда, вот и все. Прими мои извинения. Я приду поговорить с тобой, как только смогу, — в моем екте, в присутствии твоего великана. — Он улыбнулся, и Хизи ничего не оставалось, кроме как поверить ему: искренность Братца Коня перевешивала те странности, что она наблюдала.
Братец Конь повернулся к конникам и перешел на менгский:
— Извините мне мою невежливость. Великан почти не знает нашего языка.
— Могу научить его парочке словечек, — бросил Чуузек. Мох только кивнул.
— Для меня большая честь познакомиться с тобой, сестра, — сказал Хизи Мох, подчеркнув обращение «сестра». — Надеюсь, мне вскоре удастся расспросить тебя о твоей родине. Мне многое хочется узнать о великом городе — я сам никогда его не видел.
Хизи вежливо кивнула, но ничего не ответила вслух. Огромная рука Тзэма легла ей на плечо, и так они прошли сквозь толпу. Позади раздались крики и смех: приехавшие на праздник раньше приветствовали вновь прибывших.
— В чем дело, принцесса? — снова спросил Тзэм по дороге к екту Братца Коня.
— Хотела бы я это знать, — мрачно ответила Хизи.
Вскоре незаметно появился Ю-Хан. Он уселся у костра, разложенного перед входом, и принялся о чем-то оживленно беседовать с воином-ровесником. Но Хизи видела, что он всё время оглядывает лагерь, то и дело посматривая на ект.
— Должен ли он удерживать нас или не дать кому-то сюда проникнуть? — задумчиво проговорила она, и тяжелые брови Тзэма сошлись к переносице. Он больше не задавал ей вопросов, но Хизи сама рассказала ему об обстоятельствах встречи со Мхом и Чуузеком. Она, правда, умолчала о том, что заставило ее убежать в пустыню; о случившемся с ней она не хотела говорить до тех пор, пока сама во всем не разберется. Тзэму, казалось, хватило и услышанного: в конце концов, в Ноле он провел бесконечные часы, сопровождая девочку на почтительном расстоянии, когда она в поисках уединения бродила по лабиринтам заброшенной древней части дворца.
48 
