— Интересно, что это за война? — спросил Тзэм.
— Не знаю. Я только думаю, что когда Перкар и Нгангата вернутся, их ждет неласковый прием.
— Но что война будет означать для нас? Для тебя?
— Надеюсь, Братец Конь все объяснит, когда вернется. — Хизи помолчала. — Мне кажется, он считает, будто мне грозит какая-то опасность.
— Без сомнения, — откликнулся Тзэм. — Но что за опасность? Что нужно от тебя этим менгам?
Хизи недоуменно пожала плечами. Великан вздохнул:
— Мне все было понятно во дворце. Там я мог защитить тебя. Здесь… Здесь я ничего не знаю. Лучше бы нам покинуть эти места, принцесса.
— И куда же отправиться? Такого места, которое мы бы знали лучше, просто нет. А в Нол мы вернуться не можем.
— Может быть, в какой-нибудь другой город. Лхе, Уи…
— Это очень далеко, Тзэм. Как мы туда доберемся, — только ты и я? Да и когда доберемся, что мы там будем делать? Никто ведь не примет меня как принцессу. Нам пришлось бы жить в трущобах.
— Куда же тогда, по-твоему? Хизи помолчала, раздумывая.
— Может быть, здесь нам будет не хуже, чем где-то еще. Или…
—Да?
— Может быть, у соплеменников Перкара. Тзэм поморщился:
— То племя ничем не лучше этого. Варвары они и есть варвары.
— Да ладно, — отмахнулась от проблемы Хизи.
— Ты когда-то раньше говорила, что мы могли бы найти соплеменников моей матери. — Тзэм вовсе не был расположен менять тему.
— Да, верно, — ответила Хизи. — Только где они живут? И как мы их найдем? Мы с тобой не можем путешествовать вдвоем. Разве ты умеешь разжигать огонь, охотиться, ставить ловушки? Я-то точно не умею. — Она посмотрела в глаза великану. — Раньше казалось, Тзэм, что весь мир лежит перед нами. Теперь же я вижу вещи в ином свете. — Она мгновение поколебалась, потом продолжила: — Но есть одна вещь, которую я могу делать. Это даст нам возможность выбирать, я думаю.
— И что же это? — покачал своей массивной головой великан.
— Братец Конь говорит, что у меня дар колдуньи. Похоже, магическая сила — это единственное, что у меня есть.
— У тебя есть я, принцесса.
Взгляд Хизи смягчился, и она похлопала великана по руке.
— Ты же знаешь, как высоко я тебя ценю, Тзэм. Ты мой единственный настоящий друг. Но здесь все определяет род, к которому принадлежит человек, а этого мы лишены. Ценится также богатство — кони, екты, — но его тоже у нас нет. Нет у нас и воинской славы, и охотничьих трофеев. И вряд ли мы ими сможем когда-нибудь обзавестись.
Великан печально кивнул:
— Да, я понимаю.
— Но кочевники ценят еще и силу, а она, может быть, у меня есть.
— Колдовство опасно, принцесса.
— Да. Да, но это единственный наш шанс завоевать признание. И если мы хотим иметь возможность отправиться куда пожелаем, нужно, чтобы люди захотели нам помочь. Мы должны найти какой-то способ расплатиться с ними.
— Или их принудить.
— Да, — тихо откликнулась Хизи. — Об этом я тоже думала.
Деревня выглядела совсем не так, как когда Перкар и Нгангата уезжали: она шире раскинулась по равнине, наполнилась красками и жизнью; по проложенным вокруг дорожкам для скачек неслись кони, стоял оглушительный шум. Все это выглядело варварским, отчаянным, возбуждающим, — но было тут и что-то знакомое Перкару. Празднество чем-то напоминало ему возвращение с пастбищ или сенокос в его родном племени, хотя веселились здесь более шумно и дико.
Однако там, где проезжали они с Нгангатой, лица застывали — даже лица знакомых им кочевников; по этому признаку Перкар понял, что новости о начале войны уже достигли деревни Братца Коня. Да и как могло быть иначе, если здесь собрались племена со всей менгской степи?
— Может быть, нам лучше было бы вовсе здесь не появляться, — прошипел Нгангата.
— У нас не было выбора, — проворчал в ответ Перкар, гадая, сколько воинов они с Харкой сумеют уложить прежде, чем все его душевные нити окажутся рассечены. Меч делал его гораздо могущественнее обычного смертного, но вовсе не давал неуязвимости; встреча с Чернобогом не оставила в этом никаких сомнений. — Если они нападут, я не хочу, чтобы ты сражался вместе со мной. Война между моим народом и менгами тебя не касается.
Нгангата бросил на него яростный взгляд.
— Может быть, ты и забыл, скотовод, но хоть ни один из ваших кланов не признает родства со мной, все же вырос я среди вас, и это вашему вождю я клялся в верности. Не так уж много дал мне твой народ, но то немногое, что дал, не тебе у меня отбирать.