45 
— Ну, кто знает, возможно, и захочу. Понимаете, никто не заботится обо мне, кроме вас. Вы не знаете, что это такое. О вас всегда кто-то заботился. Рядом с вами всегда кто-то был. А у меня никого не было. Не удивительно, что я отчаялся. Так что если тот богач…
— Забудь.
— Вы — единственный стоящий человек, которого я знаю. Думаете, тот богатый парень поможет устроиться?..
— Нет.
Катон, идя из церкви обратно в Миссию, увидел неоновую вывеску в витрине магазина одежды: «РАСПРОБРЮКИ». Ему хотелось смеяться и плакать. Бога нет, мир проклят, и все тихо сошли с ума, только продолжают жить как обычно. Вселенная хрупка, смешна, ужасна, недолговечна. Человеческая жизнь — бессмысленное копошение насекомых. РАСПРОБРЮКИ. Вот что это такое. Жизнь — это просто распробрюки.
Тем утром он не стал служить мессу, хотя сначала намеревался. Он неожиданно ощутил, что потребность в ней — все равно что приступ нервического навязчивого идолопоклонства. Не то чтобы он сегодня особенно и наконец с очевидностью «разуверился», однако почувствовал, что теперь месса — это нечто мешающее думать и действовать. Она превратилась в службу мертвому идолу, чему-то, чего он должен, во всяком случае на сей раз, избежать. И, воздев руки, он сказал Христу: прости, я не могу.
Вместо этого он сел, сопротивляясь желанию преклонить колени, и сидел в полутьме утренней церкви, в которой лишь теплилась в отдалении горстка свечей. Сидел, покуда в церкви никого не осталось, больше часа неподвижно и раскрыв глаза, и в его душе словно тихо распахивались врата за вратами. Он не вопрошал, он молчал. Ощущал покой и пустоту. Сторонние мысли пролетали, как бесшумные птицы. Он подумал о Красавчике Джо и позволил образу мальчишки встать перед ним, как для благословения. Подумал об отце и о сестре. Спросил себя: а если бы он сейчас отслужил свою последнюю мессу, ушла бы навеки из его жизни бесконечная любовь Бога, коя есть радость? В этом покое не было ни оживления, ни радости. Он вкусил восторг, без которого трудно будет жить. Неужели он должен был отказаться от драгоценной привилегии священства, от особой роли, которая, казалось, была для него столь важной, столь естественной? Он чувствовал, что был священником каждой частицей своего существа. Лишись он сана, и ничего не останется. Он был настолько священником, что, несомненно, должен быть вправе требовать от Бога подтверждения, что он призван. Но именно об этом он не должен был думать.
Когда Катон покинул церковь, то обнаружил, хотя не задумывался о более земных вопросах, что у него появились кое-какие неотложные дела. Брендан снова написал, приглашая приехать и пожить у него. Катон решил, что, возможно, поедет к нему, но не сразу, а через несколько дней. Не то чтобы он ожидал какого-нибудь нового озарения, но, прежде чем увидеть друга, хотел внести больше определенности в свое существование и, в частности, предпринять какие-то практические шаги в отношении Красавчика Джо. Он боялся видеть Брендана не потому, конечно, что опасался его упреков, но потому, что страшился собственного безумного желания поддаться на уговоры остаться в ордене, в этом доме, с его любовью.
Что до его ближайшего будущего, то, пока он сидел в церкви, ему стало ясно, что необходимо перестать прятаться. Эти несколько дней, оставшиеся до поездки к Брендану или возвращения в Лэкслинден, или куда там он в итоге отправится, он должен открыто прожить в Миссии, на виду и всем доступный, а также наконец более откровенно поговорить с Красавчиком Джо. Сейчас он понимал, как неблагоразумно с его стороны было допускать, чтобы между ним и мальчишкой возникли такие ненужные волнующие отношения. Сами эти отношения были опасной помехой. Неудивительно, что Джо насмешничал, говорил о себе всякие небылицы в надежде установить более непосредственную связь, просто зля Катона. Он должен рискнуть и поговорить с ним проще и откровенней. У него не было иных оснований, кроме собственных диких высказываний Джо, считать, что мальчишка впутался во что-то противозаконное или даже опасное. Да, револьвер. Джо сказал, что он был ненастоящий, подделка. В первый раз Катону пришло в голову, что, возможно, оно итак. Игрушка была довольно увесистой. Но возможно… Это тогда он увидел вывеску «РАСП РОБРЮКИ». Тем не менее его решение осталось неизменным, и он чувствовал мрачную благодарность к хрупкой, смешной, ужасной вселенной, помешавшей ему отслужить мессу.
45 
