Но то, как просто все произошло, убедило меня в реальности случившегося. Если бы я придумал это воскрешение, мое воображение выстроило бы сложную сцену: ритуалы, заклинания, магия, наука, – все, что угодно, только не унылая обыденность чудовищного акта. Даже анализировать было нечего. Я мог поверить в чудовище Франкенштейна, оживленное посредством науки, в тайные амулеты и магические зелья, заклятия тайной власти и священные знаки, но только не в это. Мой разум бунтовал.
Наконец, отчаявшись заснуть или успокоиться, я решил прогуляться, чтобы ночной воздух охладил мою голову. Я сознавал, что последствия бойни в полицейском участке наверняка уже обнаружены, но не волновался об этом: все равно, арестуют меня или нет. Взял пальто и шляпу, вышел и запер за собой дверь. На лестнице и на улице никого не было – слишком рано, хотя на горизонте показалась тонкая полоска зари. Я собирался перейти улицу и направиться к реке, когда уловил чуть заметное движение в нише у боковой стены здания, где стояли мусорные баки. Сердце дрогнуло, но я решил, что это собака ищет объедки. В следующий миг стало ясно: среди баков кто-то прячется и он явно крупнее собаки. Я подошел ближе, всматриваясь в темноту. Незнакомец вжался в кирпичную нишу, словно пытался пройти сквозь стену. Это был мужчина.
– Эй! – позвал я. – Кто вы? Выходите.
С его губ сорвался еле слышный звук – что-то вроде бессловесной мольбы.
– Выходите!
Подстрекаемый любопытством, я сделал еще шаг и увидел, как мужчина воздел руки в умоляющем жесте.
– Не трогайте меня, – прошептал он.
Голос показался мне знакомым, и я вгляделся в этого человека.
– Кто вы?
Он повернулся ко мне. Лицо его было бледным, одежда грязная и измятая. Секунду я моргал, не в состоянии соединить имя со знакомым лицом, а потом отшатнулся, хотя этот человек явно не мог причинить мне никакого вреда.
– Тернер! – воскликнул я, и он съежился.
Ледяная бесстрастная маска инспектора была безжалостно сорвана, лицевые мышцы беспорядочно подергивались. Он находился в состоянии сильного шока.
– Я не сделаю вам ничего дурного, – заверил я и протянул руку.
Тернер отпрянул со слабым криком, но я придвинулся к нему.
– Я не причиню вам вреда, – повторил я, доставая из кармана фляжку. Встряхнул ее – осталось не меньше половины. – Вот, выпейте. Это виски.
Грязная рука ударила меня по предплечью, отодвигая фляжку, но я силой прижал горлышко к его губам. Тернер глотал с шумом, словно пес, а затем тихо всхлипнул.
– Я шел за вами, – почти неслышно выдавил он. – Не знал, куда еще идти.
Он замолчал, а я использовал его собственный прием, выжидая, что еще он скажет.
– Что вы видели? – спросил я наконец.
– Я пошел в туалет. Кто-то постучал в дверь. Хиггинс ответил. Это была девушка. Он впустил ее… О боже!
– Вы видели ее, – сказал я. – Видели Розмари.
– Розмари… Я никогда не думал…
– Что еще вы видели?
– Она вошла, – шепотом продолжил он. – А за ней остальные. Я прятался…
Он издал жалобный протяжный стон.
– Что еще вы видели? – Я не хотел мучить его, но мне нужно было узнать.
– Она прошла в морг… и я слышал, как она сказала: «Элейн». И все.
– Она больше ничего не сказала? Только имя?
Я едва мог поверить в такую простоту. Именно так Христос воскресил Лазаря. «Встань и иди». Лучше бы не было таких чудес.
– Тернер, послушайте, – произнес я. – Мне нужно поговорить с вами.
Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами.
– Знаете, я не верил вам, – сказал он. – Думал, вы лжете или сошли с ума. Я был так самоуверен…
– Послушайте, – настаивал я. – Я знаю одно место. Там безопасно. Хочу отвести вас туда. Хочу поговорить с вами. – Я понизил голос. – Мне нужна ваша помощь.
Он снова вгляделся в меня.
– Помощь?
– Совершенно верно, – подтвердил я. – Там безопасно. Там вы сможете поспать.
Я не знал, в состоянии ли он хоть чем-то помочь. И все же решил: даже если инспектор тронулся, от него будет польза. От здравого смысла не было никакого прока – значит, нужно безумие.
– Вы поможете мне, – сказал я Тернеру. Обхватил его за плечи и поднял на ноги. – Мы убьем Розмари.
Я устроил инспектора в заброшенном доме на самой окраине Гранчестера и три дня ухаживал за ним. Он был в состоянии шока после пережитого ужаса, но постепенно приходил в себя. Мы почти подружились. Я отправлялся к нему, как только остальные засыпали, приносил еду, одежду, вино. Самое главное – я с ним говорил. Объяснил, что я собираюсь сделать, – уже не для себя, а ради спасения малой частицы человеческого, еще оставшейся во мне. У Тернера недолгие моменты здравомыслия чередовались с длительными периодами мании, что сильно напоминало мое собственное состояние в первые мрачные дни голода.