Особенно,... 
8 
От одной мысли об этом ее глаза заблестели, хотя голос Харкорта скучно бубнил о кузене в Лондоне, который обещал представить их королю. Одри изобразила на лице подобающее почтение — в самом деле, такая честь. В эту минуту в гостиную вошел дедушка и с негодованием воззрился на Харкорта. Открыл рот, чтобы возмутиться, почему его никто не предупредил, что вечером у них гости, но Одри уже порхнула к нему, предостерегающе сжала локоть и, сияя улыбкой, повела к Харкорту, — Ты, конечно, помнишь, что у нас ужинает мистер Харкорт, я тебе утром говорила.
Эдвард Рисколл вонзил в Одри злобно прищуренный взгляд, и вдруг в глубине его памяти что-то смутно шевельнулось — да, вроде бы она и в самом деле говорила.
— А когда это было — до или после твоих идиотских речей о Рузвельте?
Он сердито хмурился, но глаза довольно поблескивали, и Одри рассмеялась. Харкорт был шокирован.
— Ужасная незадача, согласны, сэр?
— Не стоит относиться к этому всерьез, все равно снова изберут Гувера.
— От души на это надеюсь.
Ну вот, еще один пламенный республиканец. Лицо Одри выразило отвращение.
— Если его изберут, он окончательно погубит Америку.
— Опять ты за свое, не желаю слушать твоих рассуждений! — рявкнул дед, но на этом разговор о политике как-то сразу прекратился — появилась Аннабел в шелковом с бледно-голубыми разводами платье. Казалось, она только что сошла с какого-нибудь известного полотна. И в самом деле, она была удивительно хороша: огромные голубые глаза, прелестное фарфоровое личико в ореоле золотых волос. Естественно, Харкорт был сражен наповал. Один только раз он оторвал от нее восхищенный взгляд и укоризненно посмотрел на Одри, когда они шли в столовую:
— Надеюсь, ты шутила, говоря о Рузвельте?
— Ничуть. Америка никогда еще не была в таком катастрофическом положении, и довел ее до этого Гувер. — Одри говорила спокойно и убежденно, спорить с ней было очень трудно, и Аннабел, устремив на сестру молящий взор, взяла Харкорта под руку.
— Неужели вы будете весь вечер спорить о политике? Какой кошмар! — Большие голубые глаза Аннабел были по-детски наивны.
— Нет, радость моя, обещаю тебе.
Одри засмеялась, дед спрятал усмешку в усы. Одри умирала от желания узнать, что говорили по поводу выдвижения Рузвельта в дедушкином клубе. Конечно, почти все его члены республиканцы, но это не важно, ведь разговоры мужчин несравненно интереснее дамской болтовни. Впрочем, это не относится к таким, как Харкорт, который никогда не говорил на серьезные темы с женщинами. Одри было безумно утомительно весь вечер улыбаться и поддерживать светскую беседу ни о чем, а вот Аннабел радостно щебетала. Когда гость ушел, Одри чувствовала себя точно выжатый лимон. Счастливая Аннабел взлетела по лестнице наверх, Одри поднялась, держа дедушку под руку. Он шел медленно, опираясь на палку. Какой он красивый, какой величественный! Найти бы ей когда-нибудь мужа, который был бы похож на него. Судя по фотографиям, он был очень хорош в молодости, всегда безупречно элегантен, а какой острый ум, какие оригинальные суждения! С таким человеком ей было бы очень легко. Пусть даже не легко, но она прожила бы с ним всю жизнь и была бы счастлива. Теперь Одри с дедом остались одни.
— Скажи, Од, ты ни о чем не жалеешь?
Как странно, что он задал ей этот вопрос. Да еще голос его почему-то так ласков и нежен, притворной резкости и ворчливого недовольства, за которыми он вечно прячется, как не бывало. Ему хотелось знать, что у нее на душе, хотелось убедиться ради собственного спокойствия, что она не страдает, отказавшись от Харкорта.
— Дедушка, о чем мне жалеть, голубчик? — Она с детства его так не называла, но сейчас ласковое обращение само сорвалось с языка.
— Да о нем, о молодом Уэстербруке. Ты ведь сама могла за него выйти. — Он говорил вполголоса, не желая, чтобы кто-нибудь его услышал. — Он ведь сначала за тобой ухаживал, и потом… ты старше, ты была бы прекрасной женой, не то что она… нет, я не хочу сказать о ней ничего дурного, просто она еще ребенок…
Ну вот, и дед ее не понимает. Одри с нежностью улыбнулась ему, растроганная его заботой.
— Я еще не готова к замужеству. К тому же он не герой моего романа. — И она опять улыбнулась.
— Как это не готова? — Дед остановился в темном коридоре и всей тяжестью оперся на трость. Он очень устал, но разговор был слишком важный. Одри вздохнула, ища ответа.
— Не знаю… но в жизни столько интересного, и я непременно должна повидать мир.
8 
