Особенно,... 
60 
— Париж есть Париж, — шепнул он Гайдну, направляясь вместе с ним к свободному столику.
Чтобы Гайдну было комфортно, он присмотрел им место поближе к вентилятору.
Минут через десять по тем же ступеням сошла она, одетая во все черное: удлиненная юбка, блуза и маленький жакет-болеро, отделанный блестками. Среднего роста, с приятно округлыми формами и длинными волосами темно-темно-рыжего цвета. У нее была неуловимо восточная внешность — того типа, какой можно встретить на всем пространстве от Стамбула до Токио. При взгляде на ее лицо даже пессимист признал бы, что оно способно остановить войну: изысканное, спокойное, безупречное. Олбан стал мысленно подыскивать для нее место в десятке «красивейших женщин, виденных лично». Точнее, он сразу включил ее в десятку, только не первым номером — верхнюю строчку уверенно занимала Кэтлин Тернер, которую он увидел в самолете, когда летел с отцом в Лос-Анджелес в возрасте шестнадцати лет, вскоре после того, как посмотрел фильм «Человек с двумя головами»; тогда он и дал себе зарок, что Кэтлин, какой она увиделась ему в тот день, навсегда останется в списке «К. Ж. В. Л.» первым номером.
Но сейчас этот зарок трещал по всем швам.
Она подошла к бару, заказала бокал красного вина и непринужденно оперлась на стойку, наблюдая за джазистами. Те сразу обратили на нее внимание, равно как и посетители ресторана — все без исключения мужчины и большинство женщин. Не прошло и минуты, как к ней подошел первый смельчак. Она скромно улыбнулась, подняла одну ладонь и отрицательно покачала головой.
Олбан еле оторвал от нее взгляд. Даже Гайдн не остался равнодушным.
— Чтоб я сдох, — вырвалось у него. — Ну и красотка.
Олбан сделал пару глотков и вернулся глазами к девушке. Отвергнутый поклонник уже сидел на месте, но вид у него все равно был довольный, даже блаженный. Олбан подумал, не попытать ли счастья. Фиг ли тушеваться: он свободен, она потрясающе хороша, и возможный отказ его почти не пугал. Чем черт не шутит! Нет, в самом деле, какого хрена: не подойти было бы просто невежливо. Но для этого придется покинуть Гайдна, пусть даже ненадолго. Это тоже не особенно-то вежливо.
Олбан перегнулся через столик, не отводя глаз от девушки, стоявшей у бара.
— Не возражаешь, если я?..
— Черт побери, держи себя в руках, — возмутился Гайдн. — Если ты признался, что брал за щеку, это вовсе не значит, что теперь надо ради самоутверждения бросаться на первую попавшуюся пташку, причем не твоего полета.
Олбан скосил глаза:
— С чего ты взял, что она не моего полета?
— Спустись на землю, — вздохнул Гайдн и обвел глазами ресторан. — Не думаешь ли ты, что она польстится на нас с тобой?
— Но ты не будешь возражать? Нет, ясное дело, скорее всего, я получу отлуп, но все же…
— Остынь, успокойся. Эта телка, наверное, всю жизнь отбивается от таких, как ты. Сыта по горло, не иначе. Дай ей спокойно отдохнуть.
— Смотри-ка, еще один пошел. — Олбан заметил, что поднявшийся из-за своего столика мужчина тоже направляется к ней.
Этот претендент получил такой же вежливый отказ. Олбан посмотрел на Гайдна.
— Слушай, это делает ей честь. А раз она постоянно вынуждена отбиваться, значит, привыкла и не обидится — с нее как с гуся вода.
— Ты же сам сказал, что наверняка получишь отлуп. Какой смысл дергаться?
Олбан не сводил с нее глаз. Она обвела взглядом зал, пригубила вино и ненадолго отвернулась. Подвинув стул, Олбан получил возможность разглядывать ее так, чтобы при этом не свернуть шею.
— Ты не врубаешься, — сказал он Гайдну. — Пусть даже у меня один шанс из тысячи или из миллиона, но этот шанс есть. Зачем же его упускать? Я ведь ничего не теряю.
— А достоинство? — удивился Гайдн. — Ты сознательно идешь на унижение.
— Да плевать, Гайдн. Жизнь на этом не кончается, мать твою. И потом, знаешь что?
Повернувшись на стуле, он в упор посмотрел на двоюродного брата, который одним лишь выражением лица досадливо переспросил: «Ну что?»
— Эта девушка так хороша, что у меня в любом случае останется приятное впечатление. Если я просто обменяюсь с ней парой слов — это будет как подарок; почту за честь получить отлуп от такой обворожительной крошки. — Для убедительности он кивнул и постучал средним пальцем по столу, чтобы развеять у Гайдна последние сомнения. — Серьезно говорю.
— Да я уж вижу, — сказал Гайдн.
60 
