Подали шампанское. Первый тост был за ее предстоящее бракосочетание.
Гайдна, пьяного и счастливого, они высадили у «Ритца». У Олбана был номер в отеле «Георг V». Кальпана снимала квартиру в Бельвиле, куда собиралась ехать в том же такси.
Перед отелем швейцар открыл для Олбана дверцу такси. Тот повернулся к сидевшей рядом с ним Кальпане и с улыбкой протянул ей руку.
— Кальпана, — сказал он. — Это было ни с чем не сравнимое удовольствие.
Она смотрела перед собой и кусала губы. Покосилась на его протянутую руку, потом на швейцара.
Наконец их глаза встретились. Она взяла его руку в обе ладони.
— Послушай, — начала она и втянула в себя воздух сквозь стиснутые зубы, а потом наклонилась вперед и обратилась к швейцару: — Pardon, monsieur.
— Pas de probleme, madame, 24 — услышал Олбан.
Она посмотрела на него в упор. Он заметил, что у нее перехватило горло.
— А… — начала она, но у нее сорвалось дыхание. — Я хочу сказать… я никогда… о боже. Но… если бы… — Она сжала его пальцы.
Олбан взял ее левую руку и бережно поднес к губам.
— Кальпана, говори. Буду счастлив услышать любое предложение.
Улыбнувшись, она потупила взгляд и откинулась назад. Он осторожно отпустил ее руку, достал бумажник и сунул швейцару крупную купюру; тот широко улыбнулся и, кажется, даже подмигнул, захлопнул дверцу и дважды стукнул костяшками пальцев по крыше такси.
Больше он ее не встречал, даже не пытался выйти на ее след — они договорились об этом заранее; по всей видимости, она уехала, как и собиралась, чтобы выйти замуж за счастливчика американца из штата Вашингтон, и Олбан мог лишь пожелать им жить долго и беспредельно счастливо, но следующим вечером, когда они распрощались навсегда и он ехал от нее на такси к себе в отель, ему пришло в голову: «А ведь это были самые счастливые восемнадцать часов моей жизни, и больше такого не будет». Но поводов для грусти не нашлось.
Он говорил себе, что без презервативов было бы еще прекраснее, но что поделаешь, если сейчас такое время. А в остальном — лучше и быть не могло.
Перед отъездом из Парижа он встретился с Гайдном еще один раз; они постояли в гулком соборе Парижской Богоматери, проехались на метро, побродили по Монмартру — раньше Олбан избегал этого места, считая его приманкой для туристов, но теперь смог оценить его прелесть. Купили по мороженому и присели на ступени церкви Святого Сердца.
— Готов поспорить, ты вскоре посмотришь на это под другим углом, — сказал Олбан Гайдну.
— Думаешь? — Гайдн сидел, склонившись вперед и широко расставив ноги; одной рукой он отводил в сторону галстук, чтобы не закапать мороженым.
Олбан расслабился, свободно откинулся назад, провожал глазами освещенных солнцем девушек и с аппетитом уплетал пломбир.
— Верь мне. Я знал одного парня, у которого в кабинете всегда был идеальный порядок, для каждой мелочи свое место — вот такая патологическая аккуратность. Знаешь, есть специальные ручные пылесосы для чистки клавиатуры? У этого типа таких было два — на случай, если один выйдет из строя. Он органически не выносил, когда что-то оказывалось не на месте, пусть даже на короткое время. В результате этот аккуратист довел свой кабинет до такого безупречного состояния, что не смог там работать: ему втемяшилось, что открытый ящик стола — уже беспорядок. Не рабочее место, а какой-то ледяной дворец. Он даже отказался от мусорной корзины, потому что в ней, как в клоаке, неизбежно скапливается грязь.
Олбан покосился на Гайдна, но тот молчал и сосредоточенно поедал мороженое.
— Эта корзина и подсказала выход. Я ему сказал: мать твою, поставь ты себе под стол корзину — это жертвенник, капкан, который вберет в себя весь беспорядок. Мусорная корзина — это средоточие хаоса, которое не требует упорядоченности; более того, любая попытка навести в ней порядок свидетельствует о непонимании функциональной природы вещей.
Гайдн по-прежнему молчал, однако начал прислушиваться.
— Представь себе хорошо организованную систему регистрации документов: в ней всегда предусматривается папка «Разное», — продолжил Олбан. — Если какие-то документы не вписываются ни в одну из тематических папок, это еще не значит, что рубрикация неверна, — просто в мире так устроено. Для того и существует папка «Разное»: откажись от нее — и порядка станет не больше, а меньше, потому что придется слишком широко трактовать существующие рубрики или создавать новую папку для каждого отдельного документа, для каждого раздела и вместо организации хранения документов придется заниматься бесконечным присвоением имен. Рубрика «Разное» придает смысл всем остальным. Аналогичным образом мусорная корзина придает смысл аккуратности.