— Еще, — сказала она.
Он сделал, как она хотела.
Через некоторое время она распрямила плечи, приблизила к нему лицо и сама поцеловала долгим, глубоким поцелуем, а потом отстранилась и сказала:
— Слушай, тогда, на вечеринке у Джилл…
— Ну? — не понял он.
— Я у нее купила пару презервативов.
У него екнуло сердце. Он уставился на нее.
— В самом деле? — неуверенно переспросил он. В горле пересохло.
Она кивнула. У нее расширились зрачки, дыхание участилось. Быстрым движением она убрала приставшую к губам прядь волос и взяла его лицо в ладони.
— Значит… — у него сорвался голос, — ты хочешь?
Она опять кивнула.
— Это самое и значит. — Она встретилась с ним взглядом. — А ты?
— Фу ты, черт. — Почему-то он обмяк, словно перед обмороком. — Извини. Да, конечно, еще как. Давай.
— Берегла их до последнего денька, — торопливо, сбивчиво заговорила она, — но когда твои предки нагрянут, это вообще атас, народу будет много, да к тому же у меня как раз месячные начнутся.
— Ну да, — выдавил он. — Понятно.
— Только одна проблема.
— Какая?
— Придется за ними в дом идти. — Она скривила губы и подняла брови. — Голова садовая.
Он потянулся за футболкой.
— Где они у тебя?
Она накрыла его руку ладонью:
— Долго объяснять. Быстрее мне самой сбегать.
Он помог ей застегнуть пуговицы на блузке.
— Ты точно решила?
— Абсолютно.
— Серьезно?
— Ага.
Быстро чмокнув его в губы, она вскочила. Подняла голову, огляделась в сумрачном свете дня, качнула волосами.
— Дождик, — сказала она.
Он прислушался. До его слуха тоже донесся стук капель.
— Да, в самом деле.
— Я мигом. — Она выпрыгнула из кустов.
Ему было слышно, как она бежит по кирпичной дорожке.
Он лег на спину, тяжело дыша. Понаблюдал за игрой света и тени на нижней стороне темных листьев. Наконец-то пришел этот миг. Он сел. Неужели правда? Вдруг она передумает? Вдруг ее сейчас займут какой-нибудь домашней работой или отправят по делам и не дадут выйти? Вдруг кто-нибудь нашел эти резинки у нее в тайнике? Вдруг она над ним прикололась и теперь нежится в ванне или сидит на веранде, лакомится шоколадками, листает журналы и потешается, воображая, в каком он сейчас виде?
Поднявшись с земли, он заметался по их укрытию, пригибая голову под сплетением голых ветвей кустарника и переступая через толстое корневище. Нет, она не такая. Некоторые ее подружки любили всякие розыгрыши, но она — он это ценил — никогда в них не участвовала. Могла посмеяться вместе со всеми, если это было что-нибудь безобидное. Конечно, она вернется. Не обманет. Может, ему вначале надо подрочить? Если у них действительно все будет по-настоящему, он, наверное, кончит очень быстро и не оправдает ее ожиданий, так ведь? Или, еще того хуже, кончит, когда станет надевать (или она станет ему надевать) презерватив. Какой позор. И резинка будет испорчена.
Сделав шаг назад, он едва не ударился головой. Ему на лицо упали дождевые капли, просочившиеся сквозь листву. Уже стемнело.
Он взглянул на часы. Может, она и не вернется. Сколько времени ее нет? Надо было засечь время, когда она ушла, — как же он не сообразил? Нет, еще есть надежда — у него, возможно, все получится!
Дождь полил сильнее.
Ее так и не было. Она не собиралась возвращаться. И не стоит обманываться. Она его продинамила. Потому что не надо быть дураком.
Со вздохом он посмотрел вверх и покачал головой. Прислушался к стуку дождя, который забарабанил еще настойчивей. В воздухе потянуло холодом.
Сквозь стук дождя ему послышалось шлепанье кроссовок по мокрой кирпичной дорожке. Он затаил дыхание. Поблизости зашуршали листья, но ее так и не было.
Ему не терпелось выглянуть наружу, но в том месте, где он собирался раздвинуть кусты, мелькнула какая-то тень — это было она, промокшая до нитки, с приклеившимися ко лбу волосами, но улыбающаяся.
— Вот черт, сунулась не в те кусты! — выговорила она, тяжело дыша.
Мокрая блузка облепила ее груди.
Он шагнул вперед и прижал ее к себе.
Действительно, он кончил слишком быстро. Она охнула, когда он проник в нее первым толчком, но сказала, что ей не больно. У них не было уверенности, что презерватив надет правильно, потому что он не полностью развернулся, однако, похоже, не подвел. Крови не было, чему они обрадовались. Он впервые увидел ее вагину, хотя в их шатре уже стемнело. Фонарик бы сейчас. Она твердила, что это уродство, а ему показалось, что это прекраснейшее из всего, что он видел.