— Я? — переспросил он.
— Ты? Да нет. Я сказала Хью.
— Хью.
— Хью. Он валлиец. У него тоже есть замок. Какое совпадение, а? Понимаешь, фокус в том, чтобы найти кого-нибудь богатого и одновременно симпатичного. И такого, чтобы слушал.
— Я на секунду решил было, что ты меня имеешь в виду.
— Тебя? Ну да, ты, пожалуй, слушаешь… Ты же еще студент.
— Ты тоже.
— Знаю, но я девушка.
Йорк начал грохотать дверной ручкой. Глория сказала:
— Этот козел что, задвижку не видит?
— Там сложно. Надо сначала потянуть на себя, потом от себя. Это тест — проверка интеллекта.
— Значит, он его завалил. Господи, да помогите же кто-нибудь этому козлу. — Она махнула рукой в сторону озадаченной фигуры Йорка — тычущей, тянущей, пихающей. — А я тут следи, чтобы он был всем доволен. По мере сил. А иначе Уна на меня смотрит как горгона Медуза. Уны я до смерти боюсь. Иногда у меня возникает ужасное чувство, будто она знает, какая я на самом деле.
После секундной паузы он сказал:
— Элизабет Беннет.
— Да? Что?
— Вы на самом деле разные, ты и она. Она из прошлого. А ты из будущего.
— Пожалуй, — согласилась она. — Петушки естественным образом приспосабливаются. На протяжении веков.
Йоркиль уже колотил по дверному косяку ладонью.
— Знаешь, Глория, это самое, позади апартаментов, над ними, есть комната горничной.
— Откуда тебе про комнату горничной известно?
— Я мог бы подняться по северной лестнице. Может, нам удастся заскочить туда на пару минут. Когда его нет дома.
— Это еще зачем? Ты только посмотри на себя, — засмеялась она, — ну и перепугался. Ты уже запутался. И сам это знаешь. — Она повернулась понаблюдать, как Йорк бьет в стекло плечом. — Ненавижу богатых, когда они настолько глупые; а ты? Ненавижу богатых. Но проблема в том, что деньги-то все у них. Я подумаю об этом. О комнате горничной. А, вот и он!
Йоркиль вывалился наружу и обрел равновесие, выпрямился; он осмотрел небо, склон, спуски, грот, белый лист бассейна; его подбородки успокоились, и он издал негромкое похрюкивание, означавшее, что он полностью в своем праве. Кит увидел, что в левой горсти он держит россыпь сырных печений. Размазав остатки внутри рта, Йорк сказал:
— Воздушные пустяки, только и всего. — Он облизнул руку. — Как столь многие вещи в этой жизни. Воздушные пустяки. Пойдем, дорогая. В бассейн, в бассейн — по тебе плачет бассейн!
— По-моему, я еще не вполне поправилась для бассейна.
— Нет-нет. Пора браться за шмотки. Точнее сказать, пора из них выбираться.
— Йоркиль привез мне, по крайней мере, что-то приличное из одежды.
— А, да, вот. — С этими словами Кит передал то, что держал в руке. И «Чувства и чувственность» исчезли в соломенной сумке Глории.
— Так, пошли. Хочу, чтоб все головы поворачивались в сторону твоих сисек-лапусек, — сказал Йорк. — Ох уж эти твои сиськи-лапуськи. Хочу, чтобы все их видели и плакали.
Неужели он, Йоркиль, и вправду это сказал? Как бы то ни было, Кита, оставшегося на террасе, внезапно посетило воспоминание о его сестре. «Ви, — спросил он ее в отделанном деревом „моррисе-1000“, — ты зачем ноги в окошко высовываешь?» А Вайолет (лет восемь-девять) сказала: «Потому что хочу, чтобы все видели мои красивые новые туфли. Хочу, чтобы все их видели и плакали».
А затем беспорядочно нахлынули другие воспоминания. Вроде того случая, когда она пробежала через весь сад и вернула ему улетевший крикетный мяч, а потом снова побежала назад и всю дорогу плакала — плакала о чем-то другом.
А затем нахлынули другие воспоминания. Которые надо было спасать. Какое отношение имеет он к ним ко всем? В этом новом мире, в который он вошел (который был очень развитым, очень цивилизованным), мысли и чувства были переставлены. И это, думал и чувствовал он, возможно, укажет ему другой путь.
* * *
Вернулась Уна. В чем в чем, а в этом ни у кого не было сомнений: Уна вернулась — вместе с Прентисс и Кончитой (Додо катапультировали где-то над Альпами). Кит с трудом освободил для них место в голове. Уна, да, тихо-наблюдательная, и ее опытные глаза действительно неотрывно следили за перемещениями мисс Бьютимэн. Перпендикулярная Прентисс, вся — сочленения и петли, вроде вешалки для шляп, что бывают у амишей[85]. И Кончита, которая переменилась. С приездом Йоркиля, возвращением Уиттэкера и ожидаемым прибытием Тимми, а также от присутствия всех слуг замок более не казался просторным. Или, возможно, Кит просто имел в виду, что простора для маневра больше как будто не осталось.