Последние отзывы

  120  

Присутствовал тут и шестой элемент; он был революционным и потому, возможно, покуда не давался Киту… Ее тайна. Ее середина, ее омфал, подобный сплавленной выпуклости в центре щита.

* * *

Тимми, играя белыми, пошел d2—d4; черные ответили: d7—d5. Белые пошли c2—c4. Жертва пешки — так называемый ферзевый гамбит. Длинные и хорошо вылепленные пальцы Тимми, словно ведущие каждый независимую жизнь, на этот раз отпрянули и выбрали два предмета, журнал и брошюру, из стопки чтива возле его стула. Брошюра называлась «Божий росток»; журнал назывался «Меткий стрелок». Эти издания до поры до времени остались нераскрытыми у него на колене.

— Так что, как там в Иерусалиме — как работа? — спросил Кит, который уже начал тянуть время. В их предпоследней партии он согласился на ферзевый гамбит; а после того как Тимми подтолкнул свою королевскую пешку на четвертую горизонталь, у Кита мгновенно исчез центр; а через пять ходов его позиция — его игрушечное королевство лежало в руинах. Сейчас он робко пошел e7—e6 и сказал: — Получилось что-нибудь?

Тимми пошел Kb1—c3.

— Не понял?

— С обращением евреев.

— Ну, если судить по цифрам, тут мы немножко прокололись. Понимаешь, наша первоочередная задача — заполучить этих ребят, ну, знаешь, этих ребят, у которых беретики на голове. И смешные бакенбарды. А они, знаешь, очень узко мыслят.

Кит спросил, в каком смысле.

— Ну, в общем, к ним подходишь и говоришь, ну, в общем, есть и другой путь. Есть и другой путь! А они просто смотрят на тебя, как на… Ты уверен, что так хочешь?

— Тронул — ходи.

— Знаешь, они так узко мыслят. Поразительно. Просто не верится.

И все бы хорошо. Да только Кит, уже пятый раз подряд, терпел страшные мучения на шахматной доске; да только Тимми тем же летом получил диплом с отличием в Кембриджском университете; да только эти его длинные пальцы прошлым вечером носились и извивались по стволу его виолончели, в то время как другая рука выпиливала до невозможности страдальческую фугу (композитор — И.-С. Бах; Уна слушала ее со слезами, сочившимися из прикрытых глаз).

— Ого, как хитро, — сказал Кит.

— И слон у тебя en prise^[87]… Ничего, ты не против? А то некоторые обижаются.

— Нет, я не против.

И Тимми снова откинулся — и с внезапным ворчанием, означающим интерес, открыл «Меткого стрелка»… Кит, после долгих нерешительных раздумий, поставил перед своим королем еще одного беспомощного телохранителя. После чего Тимми поднял глаза и мгновенно сделал ему жуткий подарок — представил жуткого друга — свой следующий ход.

Они услышали, как зовут к ужину.

— Ничья? — предложил Тимми.

Кит в последний раз взглянул на свою позицию. Черные фигуры были скучены или разбросаны; у всех были переломаны крылья. Тогда как белые стояли в полном сборе, словно собравшиеся вместе хранители рая, горящие красой и мощью.

— Сдаюсь, — ответил он.

Тимми пожал плечами и склонился, чтобы восстановить согласованность в стопке периодических изданий. Периодических изданий, представляющих непосредственный интерес для кучки заново рожденных, для сообщества охотников и рыболовов… Шахматы, математика, музыка — только в этих сферах, некогда прочел Кит, попадались вундеркинды. Иначе говоря, человеческие существа, способные к созидательной оригинальности до наступления отрочества. Больше вундеркиндов не было нигде. Ибо эти замкнутые системы не зависели от жизни — от опыта жизни. Может быть, религия тоже порождала вундеркиндов, когда дети со всей своей неподдельной силой мечтали о Деде Морозе и его санях.

Пришла Шехерезада за Тимминой рукой и увела его — ее величественная поступь, его нескладно-элегантная походочка. Уна, Прентисс и Глория Бьютимэн просочились из комнаты последними.

— Как «Чувства и чувственность», продвигается дело? — спросил Кит.

— Нет, — ответила Глория (в расшитых черных бархатных брюках, в приталенной шелковой рубашке). — Бросила на восьмой странице.

— Что так?

— Я из-за нее чувствую себя ребенком. Сплошная правда. Меня это пугает. То, что ей известно.

Уна, отходя от них, по-прежнему слушала вполуха, поэтому Кит сказал:

— Представляешь, она была моложе тебя, когда это написала. Полагают, что первые три романа она написала, когда ей еще и двадцати одного не сравнялось. Первый — в восемнадцать.

— Невероятно.

  120