Кит, разумеется, искал вариант без купюр — и нашел его в бесконечной библиотеке, на самом верху. Внизу, под ним, на диване сидела Кончита со своими книжками-раскрасками. Он оглядел ее: тугой черный пучок волос, круглые плечи, одна рука распластана по склону кожаной обивки, другая тянется к простой призме с цветными карандашами и мелками. Книжки-раскраски — морские побережья, бальные платья, цветы.
— Нашел… Как там в Берлине?
Пожав плечами, она сказала:
— Мы ходили к Стене.
Кончита, в отличие от всех остальных, за лето помолодела. Не по годам ранний блеск прошел, и теперь все это больше не выглядело странно — когда она торопилась к своим книжкам-раскраскам или когда, с улыбкой нежнейшей и милосерднейшей, занималась утенком и барашком, Патитой и Кордерито.
Он слез со словами:
— А в Копенгагене как? Я там был.
— Холодно. И недешево. Так она — так Прентисс сказала.
— Скажи еще раз «недешево».
— Недешево.
— Два месяца назад ты бы сказала «недесево». Скажи «журналы».
— Журналы.
— Ты изменилась. Стала американкой. И похудела. Тебе идет.
Пример апоплексической Додо, как ему представлялось, научил Кончитин аппетит осторожности (она больше не просила добавки за едой). Однако потеря веса, подумал он, означала еще и потерю забот, внутренней тяжести — она не носила больше траура; Кончита была в белом.
— Спасибо… Ты тоже изменился.
— Неужели? В лучшую сторону или в худшую? В худшую, да? В каком смысле?
Кивая головой, она улыбалась.
— У тебя глаза странные.
— Ах да. Кончита. Там, наверху, в башне. Шехерезада забывает иногда запереть дверь в ванную?
— Постоянно.
Вскоре Кит покинул библиотеку и вышел в сад. Пчел уже не было, и бабочек тоже почти не осталось. Лягушки не булькали больше в своем болоте. Овец на было, но лошади, проявив верность, остались. Кит приподнял бровь. За выгоном, на верхнем склоне, виднелась фигура Адриано, который шел медленно, согнув шею и соединив руки за поясницей.
— «Зачем, о рыцарь, бродишь ты…» — прошептал Кит.
- Зачем, о рыцарь, бродишь ты
- Печален, бледен, одинок?
- Поник тростник, не слышно птиц,
- И поздний лист поблек.
«Смотри: как лилия в росе // Твой влажен лоб, ты занемог»[91]. Лозы были голы, лимонные рощи опустошены. Беличьи закрома полны.
* * *
— Ничего в этом нет зловещего, — сказала Глория — Это все твоя одержимость.
— Нет, не одержимость. Я отметил это тогда и теперь говорю.
— У тебя какие-то заморочки на этот счет. Что с тобой?
— По-моему, у меня никаких заморочек на этот счет нет.
— Ага, а у меня, значит, есть? Господи, ну и зануда же ты… Много кто из девушек этим занимается.
— Мой ограниченный опыт подсказывает, — ответил Кит, с ужасом подумав о том, как восприняла бы подобный изыск, ну, скажем, Лили, — что этим занимается мало кто из девушек.
— Что ж, это, видимо, чистой воды невежество с их стороны. И если им об этом неизвестно, значит, они дуры. Дуры они. Ты этим одержим. Ладно. Эякулят, — сказала она, закатив глаза до предела, — содер…
— Погоди. Эякулят — это ты о чем?
— Есть такое слово — эякулят спермы. Дурак ты. Меня со всех сторон одни дураки окружают…
Вполне вероятно, что это была правда. Впрочем, верно было одно: Глорию окружали итальянцы — причем итальянцы из провинциальной буржуазии. Кит был в Монтале, в casa signorile[92] местного sindaco[93], иными словами — в особняке мэра. Давали обед на пятьдесят или шестьдесят персон. Уна уговорила их обеспечить явку (Прентисс и Йоркиль в паре находились на расстоянии примерно двадцати итальянцев от них). Они только что прослушали две длинные речи, одну произнес седовласый почетный гость (чей подбородок был размером с бороду средней длины), одну — толстый солдат в полной форме (чьи усы в форме бычьего ярма доходили до белков глаз). Голос Глории звучал страшно устало.
— Эякулят… содержит в себе многие из ингредиентов, которые есть в креме для лица. Причем я имею в виду дорогой крем для лица. Липиды, аминокислоты, белки, которые делают кожу более упругой. Увлажнитель это не самый лучший, поэтому я его смываю минут через десять-пятнадцать. Но как эксфолиант он очень хорош. А что означает «эксфолиант»?
— Точно не знаю. То, что снимает листы?
— Опять неправильно. Опять наш ходячий словарь ошибся. Эксфолиант — это то, что удаляет мертвые клетки. Эякуляция — секрет вечной юности.
91
Дж. Китс, «Прекрасная дама, не знающая милосердия». Перевод В. Левика.
92
Особняк (ит.).
93
Мэр (ит.).