37 
— Что-то случилось, ты сама на себя не похожа, Грейс. Что…
— Ничего не случилось, — сквозь зубы процедила она. — Просто устала — вот и все.
Грейс чувствовала себя виноватой, обманывая Фила, который был практически ее единственным другом, а не только кузеном. Но разве у нее был выбор?
Воцарилось неловкое молчание, а затем Фил повернулся и открыл дверь.
Грейс смотрела, как он уходит. Она была неоправданно резка с ним, и в конечном итоге ей придется извиниться и все объяснить… Но только не сейчас. Сейчас она просто не способна была на столь рациональные действия!
Узнав, что Кен надавил на власти, чтобы решить ее проблемы, Грейс растерялась. Ведь он позволил ей думать, будто полицейские сами связались с ним, а не наоборот, как уверял Фил.
Она невыносимо страдала, сознавая, что стала должницей Кена… Но это, конечно, ничуть не меняло ее отношения к сказанному им утром. Ничуть! Этих слов они никогда и ни за что не простит ему. И все-таки ей казалось, что нужно поблагодарить Кена за то, что он сделал, и чем скорее, тем лучше! Стиснув зубы, Грейс поднялась наверх, чтобы принять душ и переодеться.
Кен увидел Грейс, шедшую по подъездной дорожке к дому, из окна комнаты, которую использовал в качестве кабинета. Он только что закончил говорить по телефону со своим новым партнером, занимающимся транспортировкой и распространением.
Как Кен сообщил рабочим из Пайнвуда раньше, он решил не закрывать их фабрику. Но подчеркнул, что им придется доказать, что он принял верное решение, увеличив выпуск продукции, чтобы его бизнес и впредь оставался конкурентоспособным.
Несмотря на жаркий летний день, на Грейс был официальный черный брючный костюм с белой блузкой под ним.
Кен, наоборот, вернувшись с собрания, переоделся в широкие свободные белые хлопчатобумажные брюки и майку. Однако это не помешало Грейс отметить, каким грозным он кажется. Кен открыл дверь, как только она потянулась к кнопке звонка.
Грозно мужественным, уточнила она для себя, когда он пригласил ее войти в дом.
Ну почему, почему она должна чувствовать все это по отношению к нему? Боль, вызываемая любовью, переплелась в ней со злостью на невероятно бездушные слова, сказанные им сегодня утром.
Возможно, для него, всесильного бизнесмена, незапланированный ребенок был всего лишь помехой, которую следовало устранить. Но она вовсе не намерена разделять его точку зрения.
Если хоть на мгновение представить, что существует малейший шанс того, что она беременна… Ведь она солгала Кену, косвенно дав ему понять, что приняла меры предосторожности.
Ну вот, теперь я запугиваю себя, досадливо поморщилась Грейс и постаралась прогнать мучившую ее тревогу. Она не беременна. Совершенно определенно не беременна. И вообще, разве ей не о чем больше беспокоиться?
Пройдя вслед за Кеном в дом, она решительно произнесла:
— Ко мне заезжал Фил. Он сказал, что именно тебе я должна быть благодарна за то, что мне не пришлось возвращаться в полицейский участок.
Подбор слов и воинственное выражение ее лица заставили Кена мысленно обругать ее кузена.
— Грейс… — начал он, но она покачала головой, не давая ему продолжить.
— Это правда? — натянуто спросила она.
— В полиции согласились со мной, что нет причин для дальнейшего преследования замешанных в том, что поначалу было мирной демонстрацией, — уклончиво ответил Кен.
— Значит, правда, — мрачно заключила Грейс. — Зачем ты сделал это? — с горечью спросила она. — Чтобы я всегда чувствовала себя чем-то обязанной тебе? Для чего тебе это? Или мне нужно самой догадаться? — саркастически усмехнулась она. — Чтобы ты мог потребовать от меня…
— Прекрати немедленно!
Кен кипел негодованием. Неужели она действительно считает, что он может так низко пасть, чтобы заставить ее заниматься любовью с ним? Но гораздо глубже, чем злость и негодование, которые он испытывал, его терзали незримые коготки боли.
Грейс повторяла себе, что не отступит, не позволит ему заставить ее чувствовать себя виноватой. После того, что он сказал сегодня утром, казалось вполне логичным, что он ставит ее в такую зависимость от себя, для того чтобы быть вправе потребовать от нее принять меры в случае нежеланной беременности.
Вся накопившаяся в ней мука стремилась наружу. Не обращая внимания на невыносимое напряжение, возникшее между ними, на злость в глазах Кена, она спросила:
37 
