46 
Бен притормозил у обочины.
— Держись рядом со мной, — сказал он, по-прежнему не глядя на Тэсс. — У нас не положено шататься на месте убийства.
— Болтаться у тебя под ногами не собираюсь. Займусь своим делом, и увидишь, что справлюсь с ним не хуже, чем ты со своим. — Она резко распахнула дверцу и едва не столкнулась с Эдом.
— Извините, доктор Курт. — Руки у нее были ледяные, и он машинально потер их, пытаясь согреть. — Вам не помешали бы перчатки. — Свои он сунул в карман и посмотрел на Бена.
— Ну, что мы имеем? — спросил он.
— Ребята из лаборатории уже здесь. Слай делает снимки. Скоро прибудет коронер. — Изо рта Эда вырывались легкие клубы пара; уши покраснели от мороза, однако пальто было расстегнуто. — Около половины пятого утра на нее наткнулся какой-то парень. Патрульным пока ничего не удалось из него вытянуть. Он почти все это время блевал — наверное, накануне выпил целую бочку пива. — Эд краем глаза взглянул на Тэсс. — Извините.
— Лучше не извиняйся, — коротко бросил Бен, — а то она напомнит тебе, что она врач.
— Капитан тоже едет сюда.
— Потрясающе. — Бен выплюнул окурок на землю. — Ладно, давай работать.
По пути к переулку они прошли мимо полицейской машины, где кто-то рыдал на заднем сиденье. Этот звук беды заставил Тэсс оглянуться, но, почувствовав руку Бена, она пошла дальше следом за ним. Навстречу им шагнул невысокий мужчина в очках с фотоаппаратом. Он достал из кармана голубой носовой платок и высморкался.
— Все, теперь ваша очередь. Возьмете вы его в конце концов или нет? Сколько можно фотографировать мертвых блондинок? Нужно же хоть какое-то разнообразие.
— Да ты у нас шутник, Слай, как я погляжу. — Бен быстро прошел мимо, оставив фотографа заниматься своим носом.
Не успели они сделать нескольких шагов по переулку, как запахло смертью. Все они знали этот запах, это тяжелое зловоние, отталкивающее живых, но в то же время необъяснимо притягивающее их.
Из мертвого тела словно вышел весь воздух, кровь остановилась. Руки женщины были аккуратно сложены на груди, но миром и покоем от нее не веяло. На подбородке — кровавое пятно. «Это ее кровь», — подумала Тэсс. Отбиваясь от нападающего, она, видимо, прокусила нижнюю губу.
На женщине было длинное, удобное оливкового цвета пальто из плотной шерсти. На его фоне резко выделялась белая шелковая епитрахиль, которую сняли с ее шеи и, расправив, положили на грудь. На самой шее начали проступать темные полосы.
К епитрахили была приколота записка известного уже содержания: «Ныне отпущаеши грехи ее».
Правда, на этот раз почерк был неаккуратным: буквы расползались, бумага была немного смята, словно ее крутили в руках. Слово «грехи» написано покрупнее, чем остальные, и с большим нажимом — бумага едва не прорвалась. Тэсс наклонилась, чтобы получше рассмотреть тело.
«Крик о помощи?» — спрашивала она себя. Может быть, это выражение его мольбы с просьбой остановить его, заставить перестать грешить? Неровный почерк — отклонение, пусть небольшое, от обычной модели его поведения. По мнению Тэсс, он начал терять уверенность, может, начал сомневаться в себе, продолжая считать убийства своей миссией.
«Да, на этот раз ему явно изменила обычная уверенность», — решила она. Должно быть, мозг начал превращаться в лабиринт путающихся мыслей, воспоминаний, голосов. Вероятно, он напуган и, совершенно очевидно, болен физически.
Пальто у мертвой девушки было нараспашку, но не из-за ветра — в переулке он почти не ощущался. Следовательно, в отличие от предыдущих случаев на сей раз он не стал приводить все в порядок. Или не смог?
В глаза ей бросилась брошь, прикрепленная к лацкану: золотое сердечко. На оборотной стороне было выгравировано ее имя — Анна. В Тэсс проснулась волна сострадания к Анне и к человеку, которого что-то заставило убить ее.
Бен наблюдал, как Тэсс изучала труп: методически, как патологоанатом в морге, бесстрастно, без малейшего отвращения. Ему хотелось защитить ее от реальности смерти и в то же время ткнуть носом, заставить разрыдаться и отвернуться.
— Ну что же, доктор Курт, если нагляделись, почему бы вам не оставить нас в покое и дать возможность заняться своим делом.
Она поглядела на Бена и медленно распрямилась.
— Думаю, дело идет к концу. Вряд ли он на многое способен.
— Скажите это покойнице.
— Парень заблевал тут все, — заметил Эд и с силой выдохнул через рот, словно пытаясь прогнать зловоние. Острием карандаша он открыл бумажник, выпавший из сумочки женщины. — Анна Ризонер, — прочитал он на ее водительском удостоверении, — двадцать семь лет. Живет в квартале отсюда на улице М.
46 
