Особенно,... 
35 
Я резко поворачиваю голову и смотрю на него в изумлении. Как он догадался, что из обилия столь прекрасных и не похожих друг на друга растений мне в душу запало именно это деревце? Может, я слишком неприкрыто им любуюсь? Думаю о том, что стоит оно, должно быть, дороже самого немыслимого букета из гардений, и, страшно смущаясь, дергаю его за рукав.
– Послушай, Джошуа… Не нужно это делать…
– Почему? – спрашивает он, рассматривая бонсай. – Мне кажется, это лучшее, что только можно придумать. – Внезапно переводит взгляд на меня. – Эти крохи живут очень-очень долго. А гардении завянут через несколько дней.
Качаю головой и приоткрываю рот, хоть еще и не знаю, какие найти слова, чтобы он отказался от безумной затеи, но Джошуа меня опережает:
– Ведь тебе понравилось это деревце, разве не так? Понравилось больше всего прочего?
Глубоко вздыхаю и опускаю глаза.
– Да, понравилось.
– Так, значит, день рождения у вас?! – восклицает цветочница.
Смотрю на нее с улыбкой.
– Да.
Она смеется.
– А я подумала, у какой-то вашей общей знакомой. – Смотрит на меня своими блестящими цветочными глазами. – Тогда не раздумывайте – берите бонсай. Я тоже сразу заметила, что это деревце пришлось вам по сердцу.
Джошуа уверенным жестом прикасается к ее плечу, и они вместе уходят к кассам, а я, растерянная, но безумно счастливая, остаюсь один на один с почти своим маленьким чудом. У миниатюрной сосенки пушистые лапы и настоящий ствол. Иголки яркие, сочные – смотришь на них и не сомневаешься, что такими они будут всегда. Недаром эти деревья называются вечнозелеными.
Джошуа и девушка возвращаются.
– Этому деревцу сорок лет, – говорит она, осторожно прикрепляя к макушке сосны перламутровый бантик. – С днем рождения! – Она протягивает мне необыкновенный подарок от Джошуа.
Беру бонсай, затаив дыхание.
– О том, как за ним ухаживать, можете прочитать здесь или на нашем сайте, – говорит консультантка, доставая из большого кармана красочную брошюру. – При правильном обращении бонсай может жить несколько веков.
Растерянно смотрю на свое деревце.
– Но я-то несколько веков не проживу…
Джошуа и цветочница смеются.
– Передадите его детям, а они – своим, – произносит она с дружелюбной улыбкой.
Наши взгляды с Джошуа встречаются, и несколько мгновений мы смотрим друг на друга не моргая. У меня возникает чувство, что не случайно мы завернули в этот магазин и увидели чудо-сосну. Бонсай – символ вечного, незыблемого. Как странно, ведь Джошуа, как бы ни был внимателен и добр ко мне, завтра навек уйдет из моей жизни. Почему-то слегка краснею и опускаю глаза.
– Спасибо вам, – благодарит Джошуа девушку, и мы выходим на улицу.
– Спасибо тебе, – бормочу я, прижимая к груди свое деревце.
– На здоровье, – шутливо отвечает Джошуа, явно довольный тем, что удалось в такую позднотень и без подготовки купить мне столь чудный подарок. – Береги его, – с каким-то особенным чувством в голосе прибавляет он.
– Обязательно! – восклицаю я. – Буду заботиться о нем всю свою жизнь, а потом завещаю детям, самому ответственному, ну… или самой ответственной.
Джошуа напряженно молчит в ответ. Я задумываюсь о том, какими будут мои дети и хочется ли мне вообще обзаводиться потомством от Гарольда. Еще несколько месяцев назад я была готова родить ему хоть пятерых детишек, а теперь при этой мысли в душе возникает протест. Опять я нарушаю данное себе слово, ведь решила до утра выбросить Гарольда из головы. Эх! Не так-то это просто. Тем более когда рядом другой парень, который каждым своим поступком заставляет задуматься: а не стоит ли именно теперь коренным образом изменить свою жизнь?
Джошуа смотрит на часы.
– Четверть двенадцатого. Надо скорей решить, что делать: поймать такси, поехать в другой ресторан и заказать шампанского или придумать что-нибудь поинтереснее.
Осматриваюсь вокруг, но не вижу ни одного автомобиля со светящимся знаком такси.
– А у тебя машины нет?
– Есть, – говорит Джошуа. – Она осталась на стоянке в Грюневальде.
– Серьезно? – изумленно спрашиваю я.
– Да, – спокойно отвечает Джошуа.
– Зачем же мы сели в такси?
– Чтобы не терять ни минуты, – объясняет он. – Если бы мы пошли на стоянку, а твой Гарольд решил бы выбежать за нами вслед, непременно догнал бы нас и тогда неизвестно чем все закончилось бы.
Пытливо смотрю на его лицо, пытаясь понять, почему он так поступил. Чтобы не усугублять моих страданий? Или чтобы провести остаток вечера вместе? И то и другое необъяснимо. Ведь помимо той вспышки страсти у нас ничего нет. Он ни в чем мне не признавался, ничего не предлагал, не выражал особого восхищения. Впрочем, так ли важны слова? Не говорят ли понятнее всяких объяснений действия?
35 
