32 
– Что происходит, Дракоша? – глядя на меня так, будто я на его глазах превращаюсь из женщины в мужчину или в невиданного зверя, спрашивает Гарольд.
Дракоша! Вспомнил любовное прозвище, каким называл меня в первые месяцы нашего знакомства. Я родилась в год дракона и люблю разного рода изображения дракончиков, вот Гарольд и стал именовать меня Дракошей. В моей груди что-то больно сжимается, и, дабы не придумывать, что отвечать и как себя вести, хочется выбежать из гостиницы бегом сию же минуту.
– Что происходит? – молящим полушепотом повторяет Гарольд.
Понимаю, что надо ответить как можно категоричнее, и собираюсь с духом.
– Это мне впору тебя спросить: что происходит. И я спрошу, но завтра. – Избегая встречи с Гарольдом взглядом, быстро называю адрес гостиницы, в которой я поселилась. – Если хочешь, приезжай утром, часов в десять. Поговорим. – Быстро устремляюсь к выходу.
Джошуа идет рядом твердыми широкими шагами.
– Неужели ты… бросишь меня одного?! – в отчаянии кричит мне вслед Гарольд.
Люди, что тоже идут к парадным дверям или кого-то ждут в вестибюле, косятся на нас с настороженностью и неодобрением. Плевать! Главное сейчас – побыстрее уйти отсюда, а что подумают о нас посторонние, не имеет значения.
– Знай одно: у меня с Беттиной ничего нет, ты наверняка все неправильно поняла! – с мольбой и ужасом кричит мне вслед Гарольд.
Мы с Джошуа выходим в освещенную фонариками ночь и, будто заранее договорившись, без слов садимся в такси, которое стоит у обочины. Мое сердце бешено бьется, в ушах вновь и вновь звучит крик Гарольда. Чувства в душе, смешавшись, носятся по нескончаемому кругу.
– В центр, пожалуйста, – говорит Джошуа таксисту. – К Парижской площади.
Взревел мотор, и машина тронулась в путь. Смотрю через окно на двери гостиницы, проверяя, не выбегает ли за нами вслед Гарольд. Его нет.
– Сообразил, что от скандала лучше воздержаться, – задумчиво произносит Джошуа.
Я медленно поворачиваю голову и вопросительно на него смотрю.
– Если бы он стал угрожать тебе, что-либо требовать, портье снова вызвал бы полицию, – поясняет Джошуа. – А твоему драгоценному нужны не проблемы с правоохранительными органами, а невеста.
– Беттина? – спрашиваю я, не узнавая собственный голос. Произносить имя той, в чьих объятиях Гарольд отдыхал от меня, больно и жутко.
Джошуа усмехается.
– О Беттине твой Гарольд, поверь моему чутью, уже и думать забыл. Она, конечно, ждет, что он станет молить о прощении, но ему сейчас нужна только ты.
Его слова отчасти тешат мое самолюбие, но горечи в сердце не убавляется. Смотрю безучастным взглядом на проплывающие за окном улицы и мечтаю понять, правильно ли я поступила и зачем все это понадобилось Гарольду, но силы на исходе и раздумывать, анализировать выходит с трудом.
– Так всегда бывает, – продолжает Джошуа. – Если что-то дорогое, но привычное внезапно грозит уплыть у нас из-под носа, начинает казаться, что ничего более драгоценного в жизни не было и нет.
Тяжело вздыхаю.
– Я не уплываю. Всего лишь сказала, что разговаривать сегодня не в состоянии.
Джошуа отвечает странно напряженным голосом:
– Это ты знаешь, что не уплываешь, но представь, что может подумать Гарольд. Ты уходишь ночью с другим мужчиной…
Вместо того чтобы поставить себя на место Гарольда, я воображаю, чем мог бы закончиться этот вечер с Джошуа, и густо краснею. Наверное, было бы лучше, если бы я не имела представления, сколь огнеопасно с ним сближаться, и если бы нарисовать картину пылкой любовной связи могла лишь размыто, основываясь на предположениях.
– Не зря в последнюю минуту он прибег к столь смехотворной лжи, – говорит Джошуа. – Чтобы заглушить в тебе жажду мести и отговорить от отчаянного шага.
Едва заметно киваю. Пытаюсь представить себе, что сейчас делает Гарольд. Отправился в номер, заказал бутылку виски и в одиночку пьет? Или поплелся в бар, нашел себе полупьяного собеседника и изливает душу? Перед глазами возникает его искаженное от гнева и изумления лицо, и становится так тошно, что я прогоняю видение прочь, решая отложить на завтра все, что связано с Гарольдом.
Джошуа, будто чувствуя это мое желание, больше не говорит ни слова. Какое-то время едем молча, и тут я вдруг осознаю, что в руках у меня только сумочка – я мну ее и верчу, борясь с волнением.
– Цветы! – восклицаю я, подаваясь вперед.
– Что? – непонимающе спрашивает Джошуа.
32 
