— Стивен … нет! Все не так! — воскликнула она в ужасе.
— Все именно так. — Он был страшно бледным. — Ты выставила меня простофилей. В конце концов, ты выиграла. Можешь гордиться.
— Нет, — сказала она несчастным голосом. — Пожалуйста, выслушай.
— Вот почему ты позвонила и договорилась о встрече?
— Стивен …
— Ведь так?
— Да, но …
— И я попался на это. Ты, должно быть, вволю посмеялась. Я дал маху. Все делалось для Дэвида, не так ли?
— Не для Дэвида, — воскликнула она. — Просто я хотела сбить с тебя спесь.
— Умоляю, не надо! Ты не так глупа.
— Это была нелепая затея, и я передумала. Сегодня …
— Не говори о том, что было сегодня, если не хочешь, чтобы я сделал что-нибудь, о чем мы оба пожалеем, — в голосе Стивена звучал гнев.
Она пыталась увернуться от ярости, бушующей в его глазах.
— Смотри мне в лицо, если можешь. Я думал, ты честная женщина, Дженнифер. Мне не следовало забывать, что такое невозможно. Каждый раз, когда женщина открывает рот, с ее губ несется ложь, а больше всего она лжет, когда целует.
Он рывком прижал ее к себе, а его губы прижались к ее губам крепко и безжалостно, как никогда прежде. В поцелуе смешались желание, боль и месть. Ее тревожил его гнев, но одновременно со страхом ее охватил трепет от исходящей от него силы. Тело податливо прижалось к нему.
— Как может женщина так целоваться, обманывая? — прорычал он, почти не отрываясь от ее губ.
— Это не обман, — у нее перехватило дыхание.
— Молчи!
Его губы вновь удушливо примкнули к ее губам, покоряя и ошеломляя. Ее обдавало жаром.
— Как колотится твое сердце, — насмешливо заметил он. — Держу пари, ты и это умеешь подделывать.
— Стивен, прошу тебя …
— Умная маленькая лгунья! И все ради кого? Этой посредственности, посылающей тебя делать грязную работу. Задумывался ли он, как далеко тебе придется зайти, чтобы достать то, что ему нужно? А ты считала, что сможешь дергать меня за ниточки, как куклу, и тебе все сойдет?
К Дженнифер внезапно вернулись силы. Оттолкнув его, она смогла высвободиться.
— Я тебя не боюсь, — заявила она, побледнев.
— Ну и дура.
— Это была глупая детская затея, и я отбросила даже мысль об этом вчера. Я и не вспомнила о Дэвиде сегодня. Мне было не до него, потому что ты … разве ты не понял, что сегодня все было по-другому?
— Да, — хрипло ответил он. — Наконец-то я рассмотрел тебя.
Она судорожно вздохнула.
— Уходи сейчас же, Стивен.
Он прихватил досье Мартсона и повернулся, чтобы уйти. Потом остановился и бросил ей конверт.
— Возьми. Ты изрядно потрудилась, — съязвил он. — Надеюсь, Коннер оценит это.
— Дорогая! Как же тебе удалось раздобыть такое? — говорил Дэвид, шурша бумагами.
— Я просто обратилась к мастаку по этой части, — неопределенно ответила Дженнифер.
— Ну и ну! Здесь есть совершенно секретные материалы.
Дэвид наклонился и поцеловал ее.
Они были в его кабинете. Дженнифер приехала утром прямо сюда, чтобы передать досье. Она просмотрела его сначала сама и поняла, что Стивен ради нее сделал невозможное.
Вошла Пенни и принесла кофе. Разливая его, она вежливо улыбнулась Дженнифер и вышла.
— У Пенни несколько бледный вид сегодня, — заметила Дженнифер. — Она не больна?
— Нет, нет, она прекрасно себя чувствует, — поспешил ответить Дэвид. — Это ты бледна сегодня.
— Я поздно вернулась вчера.
— Все так: я оставил тебе сообщение на автоответчике. Ты слышала?
— Да, — спокойно ответила она.
Если она и выглядела изнуренной, так оттого, что и глаз не сомкнула после ухода Стивена.
Обычно рассудительная, она не могла разобраться в своих мыслях и чувствах. В ней попеременно брали верх то гнев, то страдание. То она была в ярости на Стивена за то, что он наговорил ей, то раскаивалась за то, что сделала.
Дженнифер вновь и вновь возвращалась к их ссоре. Стивен испытал горькую обиду, и горечь вылилась в гнев. Скрывалось ли под этим отчаяние, или ей только показалось? И что стояло за его угрозой отомстить?
Она вернулась в свой офис и до конца дня внутренне напрягалась при каждом телефонном звонке. Но Ставен так и не позвонил.
Теперь, когда ей дали ключ к разгадке, Дженнифер улавливала перемены в Треворе. В последнее время он часто улыбался. Очевидно, был безмерно счастлив, и это преобразило его. Он даже в делах стал другим, проявляя чутье и авантюрный дух, которые прежде за ним не замечались.