47 
Энджел вдруг обрадовалась, что проплакала всю прошлую ночь. Наверное, поэтому сейчас слез не было. Где-то в глубине ее души безмолвный, не дающий покоя вопрос «почему?» превратился в «как?».
Как она могла так сильно ошибиться в этом человеке?
Найдя для себя ответ, она, не задумываясь, произнесла его вслух.
— Я подумала, что люблю тебя, — сказала Энджел. — Это была ужасная глупость. Я перепутала желание с любовью, и теперь не осталось ни того, ни другого.
Зрачки карих глаз Хока расширились, затем сузились до черных, смоляных точек. От удивления он не мог вымолвить ни слова.
Энджел произнесла слово «любовь» с той же нарочито грубоватой интонацией, с какой его обычно произносил Хок. И эта интонация подсказала ему, что он ранил Энджел так же сильно, как когда-то ранили его.
Эта мысль впилась в него, словно крюк, причиняя боль при каждом вдохе.
Хок не хотел верить своим глазам. Так переживать может только истинно влюбленный человек, но он не верил в любовь со дня своего восемнадцатилетия. Любви не бывает.
— Есть еще вопросы? — хладнокровно спросила Энджел.
Хок промолчал. Ему нечего было сказать.
— Ну и отлично, — решительно заключила Энджел. — Поехали на рыбалку.
Ее намеренно холодный тон вновь разъярил Хока.
— Ты холодна, как это море.
Энджел посмотрела на переливающуюся гладь воды, в которой отражались облака.
— В море кипит жизнь, — возразила она. — Я холодна, как хищная птица. Мертвая. Ты собираешься ехать на рыбалку?
— Я предпочел бы сломать тебе шею.
— Будет обидно, — безразличным тоном ответила Энджел и повернулась лицом к Хоку. — Это чуть ли не единственная часть моего тела, которая не была ни сломана, ни разбита.
Хок приблизился к ней, его голос изменился.
— И сердце было разбито? — тихо спросил он.
— Сердце мое разбилось задолго до того, как я повстречала тебя.
— Ангел.
Дыхание Хока щекотало ей виски. Чувства, которые она старательно подавляла, всколыхнулись в ней, угрожая вырваться из-под контроля.
— Не называй меня так, — резко оборвала его Энджел.
— Почему? Потому что он звал тебя Ангел?
— Он?
У Хока задрожали ноздри. Он придвинулся еще ближе, так близко, что мог различать запах ее духов.
— Парень, которого ты любила. Брат Дерри.
Энджел отвернулась, ненавидя исходящее от Хока предательское тепло, которое она ощущала даже через ткань платья.
— Если не поторопиться, мы пропустим прилив.
— Ты мне не ответила.
Энджел отвернулась так внезапно, что крошечные колокольчики вздрогнули и зазвенели. Хок стоял всего в нескольких дюймах от нее, но голос Энджел был так тих, что он едва мог разобрать ее слова.
— Грант называл меня Энджи, дорогая, милая, сладкая, любимая. Он говорил, что я — его рассветная заря, что я…
— Но ты ведь не спала с ним, — грубо оборвал ее Хок, не желая больше этого слушать.
— Нет. Это единственная вещь в жизни, о которой я жалею.
Против ее воли слова полились сами. Энджел не могла остановить их, даже если бы это грозило пошатнуть мир, который она с таким трудом воссоздала из осколков прошлого.
— Боже, как я сожалею об этом! — хрипло сказала она. — Особенно сейчас!
Дыхание Хока стало прерывистым. Он знал, что Энджел вспоминает, как безрадостно она стала женщиной в его руках.
Она говорила так тихо, что Хоку приходилось напрягать слух, чтобы услышать каждое ее слово, почувствовать каждый крючочек, вонзавшийся в него, каждую колючку, прорывающуюся сквозь оставленные жизнью шрамы к чувствительной плоти.
— Знай я, что он умрет, я бы отдалась ему. — Голос Энджел дрожал от напряжения. — Но я была молода. Я думала, что у нас впереди еще так много времени. Вся жизнь. А Грант…
Когда прозвучало это имя, голос ее оборвался, но лишь затем, чтобы обрести спокойствие. Она вновь заговорила — бесстрастно и уверенно.
— Грант хотел, чтобы в первый раз все было как в сказке, — сказала Энджел. — В нашем собственном доме, в собственной постели. Чтобы у нас были все законные права не спеша отдаться друг другу, испытывая прекрасное чувство любви.
Хок на мгновение прикрыл глаза, вспоминая тот момент, когда, снедаемый похотью и злостью, он овладел Энджел. Что было — то было, и ничего уже не исправишь.
Какой смысл терзать себя тем, чего изменить нельзя? Изменить можно только будущее, а в нем — ангел со сломанными крыльями и зелеными глазами, видавшими ад, и ястреб, который так и не познал рая, когда вонзил в теплую плоть ангела свои черные когти.
47 
