Однако, с другой стороны, ему нужны эти успехи – Лэнс чувствовал, что должен предъявить обществу некий противовес собственным неудачам. Лэнсу вспомнился недавний разговор с кузеном.
– О чем ты говоришь, какие неудачи? – удивился Родни, когда они обсуждали предстоящее возвращение Лэнса.
– А как насчет неудачного брака, за которым последовал неминуемый развод?
Родни вскинул брови и пожал плечами.
– Лэнс, ты слишком строг к себе, в наши дни развод больше не считается тяжким грехом. К тому же, насколько я понял, твоя бывшая жена счастлива во втором браке, вы расстались как цивилизованные люди и сохранили нормальные отношения.
– О да, мы с Брендой сошлись во мнении, что развод будет для нас самым лучшим решением, коль скоро мы совершили глупость, вступив в брак. – Помолчав, он пояснил: – Я чувствую себя виноватым, но дело не в том, что мы поженились слишком молодыми и по неправильным причинам. – Лэнс замялся, собираясь перейти к самой неприятной части разговора. – Бренда, бывало, жаловалась, что я законченный эгоист, озабоченный только собственной карьерой и не способный стать ни хорошим мужем, ни хорошим отцом. Тогда мне эти обвинения казались нелепыми, ведь я работал ради того, чтобы обеспечить ей достойный уровень жизни, как я твердил ей и себе. Но со временем я понял, что Бренда права. Мне действительно не терпелось достичь профессиональных высот, и дело тут не в деньгах, мне всегда хотелось быть на передовых рубежах науки, открыть что-то новое, осчастливить человечество. – В голосе Лэнса слышалась горькая самоирония. – Беда в том, что работа интересовала и увлекала меня куда больше, чем семейная жизнь.
Родни и его жена Викки переглянулись, и, хотя они из вежливости что-то возразили, Лэнсу показалось, что в душе эти двое тоже считают его законченным эгоистом. Да и с какой стати им думать иначе? Лэнс по всему видел, что для Родни семья всегда стояла на первом месте, он принимал самое активное участие в воспитании своего сына Мэтью.
– Что ж, по крайней мере, ты восстановил отношения с дочерью, – попыталась приободрить его Викки.
– Да, но это не столько моя заслуга, сколько самой Мелинды, которая оказалась мудра не по годам, – с горечью возразил Лэнс. – Ведь когда я в письме спросил ее, не возражает ли она, если я снова вернусь в ее жизнь, она запросто могла бы отказаться. Филипп, хотя и приходится отчимом, на самом деле куда больше отец ей, чем я.
– С практической точки зрения, – да, возможно, – согласился Родни, – но все-таки ты родной отец Мелинды, она на тебя очень похожа.
– Да, внешностью она пошла в меня, – согласился Лэнс.
– И не только внешне, девочка унаследовала твой ум, – улыбаясь, вставила Викки.
Лэнс постарался быть справедливым.
– Поскольку мы с Брендой познакомились в университете, то, полагаю, умом Мелинда пошла в обоих родителей. Хотя, признаться, она меня удивила, сказав, что собирается пойти по моим стопам и заняться биохимией.
– И, поскольку она отлично учится и поступила в частный колледж в Бирмингеме, думаю, у нее есть все шансы преуспеть на поприще науки.
– Надеюсь, – согласился Лэнс. – Меня только беспокоит, что нынешние шестнадцатилетние слишком взрослые. Мелинда стала совсем самостоятельной, у нее свои друзья, своя жизнь. Бренда очень обрадовалась, узнав, что я смогу за ней присматривать, по крайней мере, по выходным. Теперь, когда Филиппа перевели на континент и они с Брендой переезжают, мое присутствие придется очень кстати.
Викки искренне заверила:
– Мы будем очень рады встретиться с Мелиндой. Правда, боюсь, она не привыкла к такой большой шумной семье, как клан Трэворов.
Клан Трэворов. Лэнс отлично помнил, как тяжело ему было в детстве с такой фамилией. Родни, конечно, тоже с этим столкнулся, скандальная репутация клана Трэворов и ему попортила немало крови. Как гласит местная молва, когда-то их далекий предок, цыган из табора, который каждый год на несколько недель разбивал свои шатры под Блэксхэмом, соблазнил местную девушку и был принужден к браку с ней. Дети, родившиеся от этого союза, и их потомки – клан Трэворов – пользовались дурной славой. Ходили слухи, что некоторые из них бывали не в ладах с законом, и, хотя зачастую слухи эти не имели под собой почвы, не зря говорится: «бросай побольше грязи, что-нибудь да прилипнет». На протяжении жизни нескольких поколений Трэворы служили этаким удобным козлом отпущения, на которого можно было свалить все нераскрытые преступления.