Лёгкий, ненавязчивый романчик 
63 
— Нет, ну ты погляди!
Раздались быстрые шаги — он пошел прочь от будки.
— Химик! — донеслось вскоре. — Сюда, говорю, иди!
Морщась, я сел, протер глаза. Утренний свет лился в проем, из дыры на месте лестницы шел сквозняк. Я достал сухарь, съел и запил водой из фляги. Встал, помахал руками, несколько раз присел, разминаясь, глянул на часы: половина восьмого. Ночью я снял кобуру с «файв-севеном», она мешала спать, теперь нацепил ее опять и выглянул, щурясь. Напарник лежал у парапета, свесив голову, и смотрел вниз. Автомат рядом, чтобы можно было быстро схватить и открыть огонь. Солнце только встало, небо чистое, серо-голубое, ветерок прохладный дует… хорошее утро, безмятежное, ясное.
Вот только спина у Пригоршни очень уж напряженная. Хотя прямой опасности для нас нет, иначе у него голос был бы другим, да и вообще — он бы меня за шиворот наружу выволок. Оглядевшись, я перебежал от будки к нему, лег рядом и выглянул из-за парапета.
— Что там… Ох ты ж! Мы что, спали возле гнезда шатунов?
Так и есть, хотя правильнее было бы сказать не «возле гнезда», а «над гнездом». Я присмотрелся к фигурам, которые медленно ходили между заводскими корпусами, и спросил:
— Ну и чем они заняты?
Вместо ответа Пригоршня положил на парапет бинокль, отполз от края и сел на корточки.
— Рука затекла, — пожаловался он. Порыв ветра заставил напарника упереться ладонью в бетон. — Чем заняты? Да тем же, чем и обычные люди. Спят, едят, овощи выращивают, трахаются…
— Что, и последнее тоже?
Он ухмыльнулся.
— Нет, это я так, к слову пришлось. Никогда не видел, чтобы шатуны чем-то таким занимались.
— Ну, женщина-двойник может рожать, — сказал я. — Физиология-то у них прежняя, только с мозгами что-то не то.
— Наверное. Да только я ни одной беременной среди них не видел.
— Так ты вблизи их и не рассматривал.
— Почему это? А в подземелье том, где мы с Болотником…
— Это когда было? Тогда вы встретили первые образцы, недоделанные. Эти, — я ткнул пальцем вниз, — совсем другие. Апгрейд, про-версия, можно сказать…
— Какая версия?
— Усовершенствованная. Ладно, не важно. Так, говоришь, овощи выращивают?
— Ага, смотри. — Он опять подполз к краю и показал вправо. — Видишь, огородец там у них? И где-то еще наверняка есть.
На стене склада висела облупившаяся табличка с надписью крупными буквами: ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ, неподалеку стояли поддоны с кирпичами. Асфальт рядом взломан, видна земляная проплешина, расчерченная ровными (мне показалось — идеально, неестественно ровными) грядками. Над ними склонились две фигуры.
— А вон артефактов несколько, — как бы невзначай добавил напарник, показывая вперед.
Я оглядел крыши.
— Где?
— Да вон, на бункеровочной, где ночью светилось, помнишь? Это они и светились. Возле конвейера, заметил его?
Еще бы мне было его не заметить. Квадратная дощатая труба с запыленными окошками, за которыми едва виднелась резиновая лента на валиках, шла вверх от крыши соседнего цеха — наискось, под углом градусов сорок пять к земле. Заканчивалась она метрах в двадцати над бункеровочной, верхушку с бетонной крышей соединяла вторая труба, вертикальная.
Отодвинувшись от края, я выпрямился во весь рост. Вгляделся, ладонью прикрыв глаза от ветра. Вокруг распростерся мир крыш — серые бетонные поля, пустынные и молчаливые. Суховей нес по ним песок, смешанный с цементной пылью.
— Ну и где они? — спросил я. — Где твои артефакты?
— Тебе очки надо. Слышал про них? Хорошо помогают, особенно если надеть.
— Остряк, остряк, — похвалил я. — Молодец, сумел пошутить. Натужно немного, но ничего, терпимо. Так где они, не вижу… А!
Артефакты притаились у основания вертикальной трубы: пять грибов на узких ножках по пояс человеку, шляпка — мягкий кожистый блин, морщинистый, неприятный с виду.
— Незнакомые, — сказал я, приглядываясь. — И расположены подозрительно симметрично, по кругу.
— Ага, это значит, что аномалия между ними, — подтвердил Никита. — Вот только…
— Вот только не видно там никакой аномалии, нормальный бетон. Странно.
Изучив необычные артефакты, я повернулся в сторону конвейера. При одном взгляде на эту штуку начинала кружиться голова — он был по-настоящему высок, вздымался к небесам гигантской буквой «Л». В вышине ветер дул сильнее, и мне показалось, что конструкция слегка покачивается. Хотя простоял ведь он тут не одно десятилетие — и ничего, не рассыпался, не упал.
63 
