70 
Билл и Бетти, не смущаясь, приникли друг к другу, когда он занял место генерала Вандерслайса за кафедрой. Он легко поцеловал ее в губы. И снова толпа разразилась ревом.
Бетти казалась просто красавицей. Ее глаза были устремлены на мужа, и вся она источала любовь. Он, наконец, устремил свои окруженные тенями глаза на толпу и обратился к внезапно притихшей комнате:
— Это… Это так… приятно снова увидеть американские лица. — Голос его дрогнул, и он застенчиво опустил голову. Но ему не следовало стесняться слез, застилавших глаза. Глаза многих увлажнились от душевного волнения. — Знаю, вам всем интересно узнать, как нам все это удалось, где мы были и как попали сюда. Вы получите полный отчет, обещаю. — Он улыбнулся, и от его улыбки, так похожей на улыбку скелета, разрывалось сердце. — Уйдет несколько дней или даже недель, чтобы сообщить вам все детали, охватывающие, как в моем случае, четырнадцать лет. Вы, наверное, понимаете, что вооруженные силы должны проанализировать доставленную нами информацию, прежде чем она станет достоянием общественности.
Тотчас же вмешался генерал Вандерслайс:
— После того как мы идентифицируем тех, кто пришел с подполковником Оллуэем, сразу же состоится пресс-конференция. — Он отступил, снова предоставив слово Биллу Оллуэю.
— Имена будут зачитаны в алфавитном порядке наряду с родным городом солдата и датой, когда он был объявлен пропавшим без вести.
Телевизионные камеры со всего мира были нацелены на Билла Оллуэя и на дверь, через которую пройдет каждый солдат.
— Лейтенант Кристофер Дэвид Касс, Финикс, Аризона, 17 июня 1969 года. Лейтенант Джордж Роберт Дикинз, Гейнсвилл, Флорида, 23 апреля 1970 года.
Каждого из них встречали аплодисментами и приветственными возгласами. Кили, как и все присутствующие, была переполнена счастьем за каждого истощенного солдата, застенчиво выходившего через дверь. Они пережили годы лишений, болезней, голода, мучений и борьбы и все же, казалось, боялись света, людей, камер, внимания. Все они щеголяли новыми стрижками, на них была надета новая форма, в основном слишком просторная. Каждый нес на своем лице, словно опознавательный знак, след перенесенного горького опыта.
Когда Билл Оллуэй закончил зачитывать список, и двадцать человек торжественно выстроились на подиуме, он сказал:
— Есть еще пять человек, которых мы не смогли представить здесь. Двое из них тяжело больны, и мы не станем сообщать их имен до тех пор, пока их не осмотрят и не оценят их состояние. — Он привлек Бетти поближе к себе и продолжил: — Я не священник, но, если капеллан Уимз позволит, я хотел бы предложить молитву.
Даже самый стойкий атеист не смог бы возразить против такого призыва. Все головы склонились, кроме операторов, снимавших на видеокамеры. В комнате воцарилась тишина. Голос Билла казался скрипучим, словно наждачная бумага, но, будь он даже знаменитым оратором, он не смог бы привлечь большего внимания.
— Отец небесный, мы пришли к Тебе с ликующими сердцами, чтобы высказать свою благодарность за жизнь, за избавление, за свободу. Мы возносим свои молитвы за бесчисленное количество людей, все еще борющихся за выживание. Они остаются безымянными и безликими, но Ты знаешь их. Подай им знак. Те из нас, кто побывал в аду, знают, что даже там ощущается Твое присутствие. Мы, те, кто вопреки всему выжил сегодня, молимся о том, чтобы прожить свою жизнь с честью и во славу Тебя. Аминь.
Если у кого-то прежде еще сохранялись сухие глаза, то теперь таковых не осталось. Пока Билл Оллуэй помогал жене спуститься с подиума, растроганный генерал Вандерслайс подошел к микрофону:
— Мы просим вас о снисхождении. Предполагалось, что пресс-конференция состоится через два часа здесь же. Это позволит вам отдохнуть, а этим людям даст время собраться с мыслями. Не сомневаюсь, что вы можете понять, что ими владеет смущение и замешательство. — Он бросил взгляд на серебряные часы и добавил: — Пресс-конференция начнется в три часа. Всем спасибо.
Дверь закрылась за вернувшимися солдатами, как только они вышли через нее. Яркие огни потушили. Камеры поместили обратно в металлические футляры.
Зажигались сигареты, снова надевались пиджаки. Среди корреспондентов, чиновников и советников, устремившихся к широким двойным дверям, превалировало беззаботное, ликующее, победоносное настроение.
Кили, переставшая находиться в центре внимания, снова опустилась в кресло и устремила рассеянный взгляд на ковер. И только когда в поле ее зрения попала еще одна пара туфель, черных мокасин, она стала воспринимать окружающее. Она принялась медленно поднимать глаза вдоль длинных ног, мимо пряжки с отчеканенной в золоте печатью Конгресса, мимо галстука, давно уже ослабленного для удобства, к любимому лицу.
70 
