65 
Но когда ты
Рядом будешь,
Что это исправит?
Но мы чисты друг перед другом.
Что это исправит?
Мы никогда не смотрим в глаза друг другу,
Когда рядом,
Но всегда смотрим,
Когда далеко.
Мы любим,
Но что это исправит?
Нам не хорошо.
Но я хочу,
Хочу, хочу,
Чтобы сейчас ты
Оказался рядом,
А это невозможно,
Да и что нам делать
Вместе?
Внезапно она вспомнила, куда направлялась этим утром, и спросила громко:
– А где мама?
Шушукавшиеся гости замолчали. Мертвая тишина. Гуидо посмотрел на свои туфли, задрал брови и хмыкнул, сразу после чего тишину разорвал долгий, отчаянный женский вопль.
Делегаты в ужасе отшатнулись, женщина перед микрофоном беспомощно оглядывалась, губы ее вздрагивали, то ли она хотела говорить дальше, но потерялась в своих листах, то ли просто испугалась.
– Это крыса. Просто крыса напугала, – сказал кто-то тихо.
И речь потянулась дальше, теперь нырнув в глубокую историю. Когда наконец завершилась, делегаты принесли Элеоноре Фелисии подарки, множество механических игрушек, которые она почти не видела – из-за покрывала и из-за того, что ей не следовало наклонять голову. Но, перед тем как гости потянулись к выходу – где-то их ждали накрытые для банкета столы – нужно было кивнуть в знак прощания.
Нора сидела в кресле. Несколько раз били часы, значит, прошло несколько часов с тех пор, как удалились делегаты. Сидя в кресле, Нора тосковала по возлюбленному. Оттого что его не было, сводило пальцы холодными судорогами и доходило до смерти желание его присутствия, желание замыкало круг, она осознавала отсутствие и впадала в отчаяние, отчаяние длилось, становилось привычным, тосковала спокойно, но в новый момент снова осознавала, что возлюбленного нет рядом. Ей казалось, будто ее ногти впивались и царапали подлокотники, как царапали бы его грудь, на самом же деле руки свисали по-прежнему безжизненно, и по ним стекала вода.
Она не могла заметить того делегата, что ходил по залу, пытаясь обратить на себя ее внимание. Он звал ее: «Элеонора Фелисия», – но она не слышала. Когда очнулась, посмотрела на него сквозь покрывало. Это не был ее возлюбленный.
– Кто ты? – спросила она.
Один из гостей, которые (она видела) ушли, ушли все – и вместе с ними Гуидо. Но этот вновь был здесь. Наконец замеченный, он склонился, прикоснулся губами к мокрой кисти руки.
– Простите меня. Прошу, простите. Я бы никогда не нарушил ваши размышления, если бы не чрезвычайные обстоятельства. Не имеет значения, кто я.
Разгневаться? Передумала.
– Дело в том, что… Я хотел рассказать… Две вещи, во-первых… я совершенно случайно узнал, что то, что они здесь плели, это… не соответствует истине. Ваша энергия здесь… Ваше электричество не чистое, они врали, это не возобновляемые источники! Не солнечное… Это от АЭС!
Солнечное? Подняла на него глаза, увидела. Молодой. Лохматый. Маленького роста.
– Важнее другое. Теперь им выгодно избавиться от вас, вы понимаете! Даже не избавиться – они вас и не считают живой. Я случайно узнал…
«Я же хотела пойти к маме… Не пошла. Почему не пошла? Нет здесь Коленьки, вот и всё».
Гость, запинаясь, сообщил все, что узнал случайно, из разных источников. Он сам холодел, доходя до момента запланированного убийства, и чувствовал себя словно во сне – в этом сонном месте. Ему представлялось, что он совершил что-то важное и что его слушают.
Он то и дело подозревал кивок понимания, всматривался в едва просвечивающее через покрывало белое нарисованное лицо. На секунду блестящие глаза встретились с его глазами, и его дернуло в такую живую пропасть – тем более жутко живую, чем более мертвыми были раскрашенное лицо и одетое, укрытое тело. Убивающее чувство, но взгляд отклонился, и тут же стало неясно, был ли этот миг. Он не знал, что голова Норы кивала не ему, а в такт песне, текущей рекой. Сообщил все известное. Подробности. Имена. Даты. Время.
Уходя, думал, что такая важная особа должна его защитить. Никогда еще не чувствовал себя таким значительным, никогда в такой опасности. На память подобрал с пола оторвавшуюся от платья Элеоноры Фелисии жемчужинку. С ним ничего не случилось, жемчужину сохранил.
Из-за портьеры вышли, держась за руки, Гуидо и Мани. Оба немного растрепанные. Ровно, в ногу, пошли они в сторону зала с круглым бассейном, где иногда проходили суды. Заговорили между собой, не понижая голоса.
65 
