Зала наполнялась людьми. Они беседовали на ходу, но, заходя, понижали голос и замолкали, обмениваясь только взглядами. Мужчины были в пиджаках, некоторые при галстуках. Женщины разнообразнее – все в красивой высокой обуви. Та, что стояла в центре, была одета в кремовый костюм строгого покроя, странно подходящий к ее лицу с аккуратными, искушенными в кремах морщинками. Голени были обтянуты телесного цвета чулками.
В зале стало тихо. Женщина в костюме сделала шаг вперед. У нее в руках оказался микрофон. Пальчик, заканчивающийся гладким блестящим ноготком, легко ударил по микрофону, женщина удивленно оглянулась, подбежали двое слуг в зеленом, поставили перед ней нечто вроде пюпитра, на котором оказались листы бумаги и в который вставили микрофон. Принесли стакан воды. Кивнула и наконец заговорила:
– Ваше высочество, Элеонора Фелисия, дамы и господа, уважаемые коллеги. В этот солнечный…
Нора вздрогнула под покрывалом.
– …ясный день я счастлива…
Счастлива? Нора попыталась вглядеться в лицо говорящей, расплывающееся в поволоке покрывала, – она знала и раньше о счастье, но представляла его несколько иначе. А если делегат права и счастлива – то стоит ли к счастью стремиться?
– …провозгласить новый этап в развитии наших отношений.
Делегат хотела продолжать, но ей помешали легкие аплодисменты – на которые она ответила сдержанной улыбкой.
– Нужно признаться, что многие (пауза), в том числе и я, поначалу сомневались в перспективности нашего сотрудничества. Предрассудок о различии внешнего и внутреннего так прочно укоренился в общественном сознании, что мы с поразительным упорством неправильно интерпретировали некоторые данные и неправильно применяли закон сохранения энергии. И все же мы решились вложить наши силы и средства… (короткий смешок в последних рядах), наш энтузиазм в этот по-настоящему сто́ящий и дерзкий проект. И – сегодня мы можем констатировать с полной уверенностью – проект оказался не только взаимовыгодным, но и открывающим, как для вас, ваше высочество, так и для нашего фонда новые горизонты и новые перспективы. Электрический свет, который мы все можем видеть, – лучшее тому подтверждение. Это успех.
Норе было сложно слушать – другие делегаты заглушали оратора своими разговорами. Она старалась не шевелиться и нащупать нить, но все отчетливее слышала бормотание:
– Стрелка пошла, только из упаковки достала. Блин, ну что за невезение. И не хотела же сюда идти.
– А кто нас спрашивал, чего мы хотим? Успокойся, я тебе дам, у меня в сумке запасные.
– Обидно!
– Заткнитесь вы обе! На банкете трепаться будете.
– Но она же не живая?
– Говорили – живая.
– А ты сам подумай – как она может быть живая, если… Ты вспомни, где мы!
– У нее такое лицо… Это невозможно представить заранее, я не знаю, кто делал эту куклу, но от нее страшно.
– Умоляю тебя, страшно! Смешно.
– Вот-вот, на швабру навесили скатерть… Одного не пойму – что мы здесь делаем.
– Шоу!
– Но она же точно не живая? Нет?
Казалось, делегат забыла, почему находится здесь, говорила как радио о взаимовыгодных условиях и заслугах Алекса Ниффлонгера, сделавшего возможным сотрудничество таких разных организаций, как их фонд и… говорила, шаря отсутствующим взглядом по стене за спиной Норы, избегая взгляда Норы, что не было сложным, – взгляд оставался неподвижным. Шепот был яснее ее голоса:
– Нет, ну не могу… Сейчас не выдержу.
– А что это у нее на голове сбоку? Железное? Антенна, что ли?
– Корона, надо полагать.
– Тише! Мне кажется, она настоящая…
Потеряв интерес к речи, перешедшей теперь к достижениям современной медицины, Нора вспоминала струнами сердца песню лютниста… Она помнила только некоторые слова… «Мое сердце так тяжело. Моя болезнь не будет излечена». Стала думать своими словами, но они соскальзывали с карниза музыки, падали и разбивались.
Мой возлюбленный,
Тебя нет рядом,
Все в твое отсутствие бело и больно.
– Да живая она… Просто альбинос.
– Не смейся так громко, в конце концов, она может услышать.
– Я же не в супермаркете их брала, понимаешь? Разве это нормально за такие деньги? Новая упаковка – и сразу стрелка.
– Иди уже, переодень где-нибудь. Со своей стрелкой… Откуда я знаю, где здесь женский туалет.
Почему-то так холодно.