77 
Чучело лошади в доспехах. Заглянула в стеклянные глаза лошади – этот взгляд пополнит ее коллекцию взглядов оттуда.
Ах, вот где хранятся ее платья – растянутые на манекенах, в витринах. Вот откуда приносят их ежеутренне. Дверца одной из витрин оказалась распахнута. Нора остановилась в недоумении. Издали донеслись шарканье многочисленных ног и профессионально поставленный голос. Не успев сообразить, что делает, она скользнула в свободную витрину и прикрыла дверцу. Это очень веселая шутка! Едва удерживала смех.
Группа туристов медленно передвигалась вдоль стен. Возле большинства экспонатов туристы останавливались, и дама-экскурсовод начинала свой интенсивно интонированный рассказ. Дама не обращала внимания на вылетавшие сами собой слова и не слышала свой фальцет (в обыденной жизни, для разнообразия, говорила низким голосом). Она думала, в каком магазине купить курицу, чтобы поставить в духовку, или все-таки домашнюю, на базаре. Ее слушали очень внимательно, а некоторые недобросовестные туристы тайком фотографировали несмотря на запрет.
Группа приблизилась к неподвижно стоящей Норе, здесь экскурсовод прервала свой духовный полет и позволила себе улыбнуться. «А это особый экспонат. Вы уже, наверное, заметили, что отнести его к какой-либо эпохе затруднительно, хотя несколько деталей указывают на шестнадцатый век. Несколько лет наши реставраторы Ирина Ильина и Федор Куцин трудились над воссозданием его истинного вида. И когда наконец работа была завершена, стало очевидным, что произошла ошибка, причем на начальной стадии, в отборе элементов. Трагическая случайность. Без вспышки, хотя бы без вспышки, пожалуйста!» На Нору уставились темные взгляды фотоаппаратов, готовых размножить ее образ.
Проводила взглядом сутулые спины туристов. Когда они пропали в дали коридора, спустилась из витрины и продолжила путь. Много медленнее, чем туристы, чтобы не догнать их густой шум.
На стенах висели портреты разряженных королев. Родственниц. Предков. Их позы, наряды и воротники разнились очень сильно, а фон был везде одинаковым, черным, и лица – одинаковые, белые от пудры с двумя озерцами прозрачных глаз. Насколько могла, Нора поднимала голову, смотрела на картины. Ей нравилось. «Почему вы никогда не встанете привидениями, не сойдете, не поговорите со мной? – думала она. – Ведь мне бывает так скучно. Рассказали бы истории своих печальных страстей, хоть бы повыли в саванах…» Из своих рам они смотрели невесело.
Увидев одну гордую нарисованную даму в красном платье, Нора вспомнила, что в этом платье давно ходила по помещениям, искала маму. Шла дальше под шорох шлейфа и шепот.
– Нора! Нора! Но-о-о-ра! – доносилось издалека. Это был не шепот, это был крик, но такой слабый, слабее самого невесомого шепота. Где, на каких этажах кричали? Дальних нижних или дальних верхних?
Сначала в голосе была радость, потом досада, потом отчаяние, голос звучал все ближе. Только теперь она узнала – это кричал ее возлюбленный, и остановилась. Шепот испуганно стих. В тишине послышались шаги – его. Он вышел из-за ее спины, он стал перед ее лицом. Он был прекрасен, как всегда, но дышал тяжело, и лицо было влажным, усталым.
– Ты болен? – спросила испуганно, но он только рассмеялся.
– Я не мог догнать тебя. Мне пришлось бежать. Я звал тебя, но ты не оборачивалась.
– Ты же знаешь, когда на мне этот убор, я не могу обернуться. Но я шла медленно. Я всегда иду медленно.
– Я знаю, – ответил, отводя взгляд. Это на самом деле было так: Нора удалялась медленно, он бежал изо всех сил, но она была все дальше и дальше, несмотря на то что бегал он всегда хорошо и на слабость не жаловался. В какой-то момент он потерял веру в то, что догонит когда-нибудь эту медленную, затянутую в ткани фигуру, и поверил в то, что теперь все на самом деле кончится, – он здесь в последний раз, слишком много открыл проклятой Леночке. И сказал себе: если нужно, я останусь здесь. Они не смогут меня выставить.
Но все разрешилось просто, вот Нора, стоит и смотрит на него из-под рыжих запудренных ресниц. Губы ее неподвижны, но из глаз льется свет. И, как всегда, ему захотелось стереть с ее лица краску, снять с тела одежду, выпустить из-под убора волосы, найти настоящую Нору, запрещенную, как он догадался.
– Моя матушка умерла, – сказала она тихо.
– Мне очень жаль, – ответил подцепленной в фильмах фразой. Он не знал, кто умер и где умер в этой игре. Разве была у Норы мать?
77 
