81 
– Это было два года назад.
– Дело ваше, – Александр поставил на столик бокал со своим люминесцентным коктейлем, принесенным без заказа, и покачал головой так, словно это действительно было делом Николая, словно толпы работодателей со всего мира преследовали его и звонили по ночам. – Но для начала я бы привез мою дорогую кузину в какое-то другое место, не к вам домой. Хотя бы на первые недели.
– В какое еще место?
– Если вы привезете Элеонору Фелисию в свою городскую квартиру, можете считать, что все пропало. Дело даже не в том, что они сразу ее найдут, – еще не факт, что они смогут и захотят забрать ее снова. Но у вас квартира напичкана техникой, и на улице столько огней.
– Ну и? – Единственное удовольствие, какое мог позволить себе в этом разговоре – удовольствие быть невежливым.
– Неужели вы сами не догадываетесь? Вспомните, как любит она механические игрушки. Да, кстати, подумайте о том, что перед исполнением задуманного вам не стоит видеться с моей кузиной несколько месяцев. Нужно усыпить бдительность. Лучше всего прервать встречи в третьей четверти осени, сонные зимние месяцы как нельзя более способствуют забвению и успокоению.
Снова пустословие. То же, что с Леной. Николай заказал еще одно пиво и сам спросил – а как насчет документов, которые Александр Дыманов имел неосторожность пообещать вчера, – от этого обещания весь день сегодня зудели кончики пальцев, предвкушающие что-то реальное, предметы, которые можно пощупать, нотариально заверенные листики.
– Да-да, документы, хорошо, что вы напомнили! – Из замшевой, почти женской на вид сумки Дыманов достал папку, Николай ожидал, что сейчас на столе окажется вся их с Норой жизнь – в бумагах, оплаченная и узаконенная. Несмотря на антипатию, всем существом чуял он ирреальные возможности этого родственника Норы и растерялся, увидев пожелтевший от высохшей влаги, сложенный вчетверо лист.
– Что это?
– Это свидетельство о рождении, – ответил Алекс извиняющимся тоном, впрочем не теряя ни капли своего апломба, даже если зеленоватые прозрачные глаза его, неуловимо похожие на глаза Норы, смотрели просяще.
Николай развернул бумагу – небрежно, словно не видя, что она вот-вот рассыплется. Лист оказался исписан тонкими буквами, но, что было написано – понять не мог. На самом деле он даже не мог понять, кириллица это или латиница, настолько узкие и косые были буквы, может, даже и не латиница, а какая-то восточная вязь с точками. В правом нижнем углу голубела размытая печать. Спиной, висками ощущал Николай взгляды – теперь на них не косились, а смотрели откровенно все посетители бара – так смотрели, словно понимали и буквы, и язык, и все, чего не понимал он сам. Словно он был сейчас там – у Норы, а не здесь.
«Я хочу забрать ее, а не спуститься к ней», – прошептал, считая, что произносит мысленно, и Алекс ответил, убирая с глаз светлую прядь:
– В чистом виде это, к сожалению, невозможно!
Николай сделал вид, что не расслышал.
– И что эта бумажка имеет общего со свидетельством о рождении? Это вообще что за язык? И да, еще один вопрос – там, у Норы, откуда все всё узнали? После нашего первого разговора. Кстати, о вас я слышал не только лестное.
– Разумеется, все знают всё, я делюсь моими впечатлениями с моими родственниками и знакомыми. Я люблю открытые окна и открытые игры. Вам они наговорили, как я вижу, больше чем знают сами. Но значительной части того, что говорит, к примеру, Гуидо, верить не стоит. Так же, как и этой девушке… Не помню, как зовут, блондинка. Наверняка они считают, что я всего лишь хочу избавиться от своей бедной маленькой кузины и поэтому нашел вас, но это неправда. В действительности я очень люблю нашу Элеонору Фелисию…
Николая передернуло от этих слов, произнесенных излишне четко и гладко, – захотелось ударить по аккуратно-небритому, подчеркнуто-привлекательному лицу с падающими светлыми прядями, ударить прямо по прозрачным глазам. Убрав руку со стола, понял, почему «Очень люблю нашу…» вывело из себя. Она не «наша». Ревность. Представил Нору и Алекса внутри здания, одинаково естественного для них обоих.
Не скрывая, что заметил реакцию, Александр закончил:
– …и желаю всем сердцем, чтобы она была счастлива. Мне и так слишком много досталось в сравнении с Элеонорой Фелисией.
Несколько минут они сидели молча друг напротив друга. Николай смотрел на Алекса. Потом опустил глаза на скатерть и увидел их руки – ухоженную, с аккуратными розовыми ногтями руку Александра Дыманова и лежащую сверху свою, темную, и внезапно осознал, что его собственные пальцы поглаживают тонкие пальцы Алекса, задерживаясь на черном перстне.
81 
