45 
«Эдриен!»
Эдриен застыла, чувствуя себя глупой и неправой, даже если знала, что не была неблагоразумной. Иногда ей казалось, будто он не желал находиться рядом с ней, но это не имело смысла – он собирался жениться на ней и готовил её к роли своей жены.
До тех пор, пока у неё не появились сомнения…
После её последней поездки в Рио, когда она вернулась и услышала от старых друзей из Слепого Лимона, что Эберхард не особенно появлялся в своём офисе – но видели его ужасно роскошный Порше, и его вместе со столь же роскошной брюнеткой. Приступ ревности пронзил её. «Однако я слышала, ты не слишком тяжело работал, пока меня не было», пробормотала она.
И битва началась основательно, по нарастающей, до тех пор, пока Эберхард не сделал такое, что поразило и наполнило Эдриен ужасом, что она бежала без оглядки в душную ночь Нового Орлеана.
Он ударил её. Сильно. И воспользовавшись преимуществом над её ошеломлённой пассивностью – ударил не раз.
Заливаясь слезами, она бросилась к Мерседесу, что арендовал для неё Эберхард. Она надавила на акселератор и машина рванула вперёд. Она вела её вслепую, на автопилоте, чёрные от туши слёзы капали, пачкая, на кремовый шёлковый костюм, который выбрал Эберхард для неё на вечер.
Когда полиция задержала её, заявив, что она ехала со скоростью свыше сотни миль в час, она знала, что они лгали. Это были друзья Эберхарда. Он позвонил им, наверное, в момент, когда она покидала дом; и он знал, по какой дороге она всегда возвращалась домой.
Эдриен стояла рядом с полицейским возле машины, с лицом в синяках, с кровоточащей губой, плача и извиняясь голосом, близким к истерике.
И только значительно позже ей пришло в голову, что ни один из полицейских не спросил её, что случилось с её лицом. Они допрашивали явно избитую женщину, не выразив ни унции участия.
Они надели на неё наручники, доставили на место и позвонили Эберхарду, она даже не удивилась, когда ей заменили приёмник, грустно на неё посмотрев и отослав в камеру.
Три дня она провела в том адском месте, именно так показал ей Эберхард, как обстояли дела.
В ту ночь она поняла, каким опасным он был на самом деле.
В прохладе брока, Эдриен, крепко обняла себя руками, отчаянно пытаясь отогнать злых призраков красивого мужчины по имени Эберхард Дароу Гарет и ту глупую молодую женщину, что провела одинокую затворную жизнь в сиротском приюте. Какой лёгкой добычей она была. Ты видел маленькую сиротку Эдри-Энни? Маленькую дурочку Эберхарда. Где же она слышала эти презрительные слова? На яхте Руперта, когда они думали, что она спустилась вниз за напитками. Она сильно вздрогнула. Я больше никогда не буду дурочкой для мужчины.«Никогда», пообещала она вслух. Эдриен потрясла головой, отгоняя болезненный наплыв воспоминаний.
Дверь открылась, впустив широкую полосу сверкающего солнечного света. Затем она закрылась снова, и воцарилась непроглядная темень.
Эдриен застыла, съёжившись и заставляя своё сердце замедлить стук. Она была здесь раньше. Прячась, ожидая, слишком испуганная, чтобы сделать вдох и оповестить охотника в точности о своём местоположении. Как она убегала, пряталась. Но не было убежища. Пока, наконец, не нашла безвестные улицы в Сиэтле, а там была вечность мрачного ада, вниз по каждой извилине просёлочной дороги между Новым Орлеаном и Северо-западным портом Тихого океана.
Горькие воспоминания грозились поглотить её, когда хриплый напев нарушил тишину.
Ястреб? Поющий? Колыбельную?
Гаэльские слова урчали глухо, глубоко и насыщенно – как это она не догадалась, что его голос будет похож на сочную ириску? Он урчал, когда разговаривал, и мог соблазнить даже Матушку Аббатису из церкви Святого Сердца, когда пел.
«Любопытная ты, правда? Вижу, пришла по собственной воле». Прокатился его говор по броку, когда он закончил припев.
«Пришла куда?», дерзко спросила она.
«Приручиться к моей руке». Его голос звучал так, словно он забавлялся, и она услышала шелест его килта, когда он сделал движение в чернильной темноте.
Она не удостоит его ответом.
Длинная пауза, ещё шелест, и «Знаешь, какими качествами должен обладать сокольничий, сердце моё?»
«Какими?», проворчала она наперекор себе, и медленно отступила назад. Она вытянула руки подобно своеобразным антеннам в темноте.
«Это обременительная должность. Немногие мужчины могут быть действительно хорошими сокольничими. Немногие обладают должным темпераментом. Сокольничий должен быть человеком бесконечного терпения, иметь острый слух, сверхъестественное зрение. Обладать бесстрашной душой, ласковой и в то же время твёрдой рукой. Он должен непрестанно приспосабливаться к своей леди-птице. Знаешь почему?»
45 
