66 
Красивая белокурая Адель Паккард, при всем своем аристократизме, была жадной до наслаждений, легкомысленной и эгоистичной. Как и он. Она излучала неотразимое порочное великолепие, вполне отвечающее его чувственному, дикарскому вкусу. Она была в чем-то вульгарной, горячей женщиной, не отказывающей себе ни в чем. И она не хотела лишать себя удовольствия быть с ним.
В ту первую ночь их встречи они сошлись в каком-то первобытном экстазе, настолько необузданном и бесстыдном, как будто были участниками захватывающего поединка сексуального разрушения. Как будто ни один из них не мог получить полного удовлетворения до тех пор, пока обнаженный противник не был телесно повержен. Завоеван целиком и полностью.
Да… живущая на респектабельном холме леди была в постели кем угодно, только не леди. Это его вполне устраивало. Неприступно красивая, пылкая белокурая аристократка принимала чувственное удовлетворение как должное. Любовь, которая не доводила Адель до невероятного экстаза, вызывала у нее гнев и ощущение обмана. Дважды разведенная, упрямо сохранявшая девичью фамилию, эта женщина любила разнообразие и непристойность в сексе.
По общему признанию обоих, их занятия любовью последнее время стали менее бурными. Он овладевал Адель со своей дерзкой, ненасытной агрессивностью, но за удивительно короткое время. Его подгоняла похоть и неуемное желание удовлетворить ее и себя.
Он считал, что это не имеет ничего общего с утратой желания. Она была красива и чувственна, и он хотел ее. А его занимало множество мыслей. Он был озабочен проблемами салуна. Днем и ночью его преследовали финансовые заботы.
Но разве мог он ожидать понимания со стороны такой женщины, как Адель Паккард? Она была избалованна, оберегаема и богата с момента рождения. Какое ей было дело до того, что ему грозит опасность потерять клуб «Золотая карусель»? Разве имело для нее значение то, что он потратил столько усилий на свое детище?
Она не слушала его. Она не понимала его. Ей не было дела до всего этого.
Ник решил, что на сегодняшнюю ночь забудет о своих бедах. Он даст порочной белокурой красавице то, что она хочет, то, что ей нужно. Он сразу же начнет заниматься с ней любовью. И не остановится до тех пор, пока им не придет время отправляться на светские вечеринки, а потом закончить вечер в «Карусели».
И вот сейчас, когда высокие напольные часы в фойе с мраморным полом пробили полночь, Ник и Адель сидели на пушистом обюссоновском бежевом ковре перед ярко пылающим камином. Ник был в белой рубашке с мелкими складками на груди, в черном смокинге с черным галстуком, в петлице у него был ярко-красный цветок.
Адель Паккард была совершенно обнаженной.
Она поеживалась от возбуждения, когда Ник лаская ее, не отрывая серебристых глаз от ее взгляда, говоря низким призывным голосом:
— Дай мне прикоснуться к тебе. Дай мне посмотреть на тебя. Ты так красива, обнаженная при свете камина.
— Ник, Ник…
Смуглая рука Ника нежно поглаживала то место, где ее узкая грудная клетка плавно переходила в живот.
— Скажи мне, что я могу любить тебя здесь, в твоей гостиной. Скажи, что ты разрешаешь мне делать все, о чем я только мечтал.
— О Господи, милый, да, конечно… сними свой .. — Она повернулась к нему вполоборота.
Он нежно взял ее за плечи.
— Мы будем заниматься любовью до самого отъезда. И в экипаже, по пути на вечеринку к старому Крокеру, я снова буду любить тебя.
— Как, Ник, я никогда… да… да… — Идея заниматься любовью в экипаже по дороге в гости показалась ей восхитительной. — Обещай, что ты и в самом деле сделаешь это. Я хочу, чтобы ты любил меня в моем новом черном бархатном платье из Парижа на плюшевом сиденье моего экипажа.
— Непременно, — уверил он ее. — И после всех гостей, когда мы приедем в клуб «Карусель», мы займемся любовью в моих апартаментах.
— О, Ник! — Ее глаза сияли. — Давай займемся любовью в твоем кабинете! В этом большом вращающемся кресле за твоим столом. Нам будет слышна музыка, пока мы…
— В моем кабинете, да! — произнес он, легко поглаживая загорелыми пальцами бледные вздымающиеся груди,
Адель извивалась от удовольствия.
— Ник, разденься.
— Не сейчас, любимая. Не сейчас. — Он легко нажимал кончиками пальцев на упругий торчащий сосок. — Побудь немного моей обнаженной богиней. Позволь мне просто обожать тебя. Позволь мне любить тебя глазами. Руками. Губами.
— Да, конечно, — выдохнула она.
66 
