Особенно,... 
57 
Тэмпл есть не хотелось, но она заставила себя съесть хотя бы чуть-чуть. Тэмпл положила тяжелую вилку на тарелку и бросила на своего визави пронзительный взгляд из-под опущенных ресниц. Она была поражена тем, что он смотрел на нее холодно и безразлично, вокруг рта у него появились суровые складки. Тэмпл почувствовала небывалое облегчение, когда через полчаса после начала обеда шейх вытер губы салфеткой, отложил ее в сторону и встал. Потом он помог Тэмпл подняться из-за стола и отошел.
Тэмпл подошла к низенькому столику, на котором стоял кофейный сервиз, и налила густой ароматный напиток в маленькие чашечки. Не доверяя себе, она шила одну из чашечек и направилась к выходу из шатра. Шейх курил, вдыхая свежий воздух и любуясь лунным сиянием.
— Спасибо, — вежливо поблагодарил он ее, избегая, однако, смотреть женщине в глаза.
— Пожалуйста.
Тэмпл терялась в догадках, не понимая, чем вызвала его недовольство. Он слишком легко переходил от нежности к жестокости и обратно. Она видела, как бесконечно внимательно он относится к Рикии, она наблюдала его дружескую привязанность к Таризу и уважение к своим верноподданным.
В то же время он был безмерно жесток к туркам, которых самолично рубил направо и налево. Он немилосердно наказывал тех, кто нарушал установленную им дисциплину и порядок. И несмотря на то, что он ни разу не поднял на нее руку, она очень обижалась на невнимание и холодность.
Тэмпл не знала, почему шейх находится в столь дурном расположении духа, но подозревала, что, познав ее любовь, он решил, что она в его полной власти, что он приручил ее и поставил на одну доску с другими наложницами из своего гарема. Итак, он поставил на ней точку.
Она прекрасно понимала, что перед ней чудовищно хитрый соблазнитель. Он и пальцем не пошевелил, чтобы завоевать ее. Он просто заставил ее, молодую женщину, жить возле себя так, что она сама упала в его объятия. Он просто поймал созревший плод. И потерял к ней всякий интерес.
Тэмпл не желала смириться с этим, но винить ей было некого, кроме себя самой. Впервые в жизни ей пришлось почувствовать горечь, которую она то и дело заставляла испытывать своих поклонников. Было больно и горько. Очень горько.
Тэмпл подошла к маленькому столику и взяла свою чашечку с кофе. Она с удивлением отметила, что за время жизни в пустыне полюбила многие вещи, которые составляли суть кочевой жизни арабов.
Выпив кофе, она опустила чашечку на стол и, обернувшись, увидела, что в гостиную вошел шейх. Словно не замечая ее, он прямо в одежде растянулся на длинном диване. Тэмпл ухватилась обеими руками за край стола и прикусила губку, всеми силами стараясь сохранить достоинство и не броситься к нему. Больше всего на свете ей хотелось приблизиться к нему, встать на колени, положить руку ему на живот, медленно скользнуть ею под ремень его брюк и насладиться бархатистой поверхностью неистового органа. У Тэмпл даже заныл низ живота, так сильно было ее желание. Но вместо того чтобы броситься соблазнять тарифа, она медленно подошла к книжному шкафу и сделала вид, будто выбирает что-то почитать. Взяв с полки какую-то книгу, она опустилась в кресло, скрестила ноги и начала внимательно вчитываться в текст. Вернее, делать вид, что читает.
В гостиной воцарилось гробовое молчание. Шелест переворачиваемой страницы казался громким, как удар колокола, но сердце ее стучало еще громче. Тэмпл выдержала не более пяти минут такой пытки. Она захлопнула книгу. Отложив ее, она поднялась и произнесла:
— Надеюсь, вы меня простите, я…
Тишина в ответ. Шейх не взглянул на нее, даже не повернул головы в ее сторону. Он продолжал лежать на диване, затягиваясь любимыми французскими сигарами, и задумчиво смотреть в потолок.
— Спокойной ночи. — Тэмпл старалась говорить спокойно, не показывая своей обиды.
— Спокойной ночи, — равнодушно ответил шейх.
Тэмпл заставила себя медленно пересечь гостиную, хотя каждый шаг казался ей пыткой. Когда наконец за спиной ее сомкнулись занавеси, отделяющие спальную комнату от гостиной, она с облегчением вздохнула и позволила себе расплакаться.
Едва Тэмпл вышла, несчастный Шариф беспомощно закрыл глаза и до боли сжал зубы. Дышать ему было трудно, казалось, что кто-то безжалостный вскрыл ему грудную клетку и с силой начал выдавливать сердце. Он был в полной растерянности. Все тело у него ныло, а в паху он чувствовал постоянную сладкую боль. Приятную боль.
57 
