Несколькими минутами позже он подошел к ним поздороваться. Марта, как всегда, элегантная, наклонилась вперед, целуя его в щеку.
– Ты самый привлекательный из всех присутствующих мужчин, – сказала она. – Хорошо проводишь время?
– Да, конечно, – улыбнулся Тревис мачехе. – Замечательный вечер.
– Нет, вы только послушайте! – воскликнул Джонас. – Вы двое так усердно лжете друг другу, что меня просто выворачивает наизнанку. – (Марта приподняла брови.) – Моя жена болтает что-то относительно красоты моего сына, когда всем известно, что обворожительней меня тут никого нет. – (Марта рассмеялась. Тревис выдавил улыбку.) – А чего стоит сынок, расписывающий прелести чудного вечера, когда на самом деле всем известно, что он только о том и мечтает, чтобы, поджав хвост, поскорее смотаться в свой драгоценный Голливуд. Что, не так, мальчик?
Марта положила руку мужу на плечо.
– Ну-ну, Джонас…
– Ты прав, как всегда, папа, – подтвердил Тревис, – кроме одного. Я давно уже не мальчик.
– Это ты говоришь. Но доказательств этому я пока не вижу.
Тревис поставил пустой стакан на поднос проходившего мимо официанта.
– Папа, как обычно, разговаривать с тобой – одно удовольствие, – он взял руку Марты и поцеловал. – Марта…
– О, – попросила Марта, – Тревис, не уходи, пожалуйста.
– Он не уйдет. Мне надо поговорить с ним.
– Мы уже поговорили. А теперь, если вы меня извините…
– У меня есть для тебя работенка, мальчик, – рот старика исказился в пародии на улыбку. – Тре-вис, я хотел сказать, – поправился он, делая ударение на имени.
– Что за работенка? Укротить мустанга, отправившего уже кого-то в больницу? Провести ночь в засаде и выследить замеченного недавно льва, а потом убить его собственноручно? Просто затем, чтобы доказать свою мужественность? – Тревис широко улыбнулся. – Прости, папа. Я прошел этим путем лет двадцать назад.
– Ты – мой старший сын, Тревис. Это были вещи, которые ты должен был сделать.
– Да, я их сделал. Но теперь меня не интересует что-либо подобное.
– Конечно, тебе придется немного побыть вдали от твоего Голливуда.
– Звучит заманчиво, – вежливо сказал Тревис. – Но я не заинтересован.
– Это необычная работа. Она потребует хорошего знания законов и вин. – (Джонас хочет использовать его знания законов и вин? Действительно, случай неординарный…) – Если, конечно, ты юрист, заслуживающий моего доверия.
Тревис усмехнулся.
– С днем рождения, папа, – сказал он, удаляясь.
Он еще потанцевал. И пофлиртовал. Выпил еще шампанского и выяснил, что дочь сенатора целуется с открытым ртом. И, медленно продвигаясь по залу рядом с прильнувшим к нему телом модели, Тревис пришел к двум умозаключениям. Первое – то, что невероятные груди модели почти наверняка ее собственные, а второе – что он был идиотом, так много времени посвятив размышлениям об Алекс. И он ошибался, думая, что если бы она была тут, то он немедленно ринулся бы к ней.
Но все это до того, как, бросив рассеянный взгляд на публику, он увидел изящную блондинку с шелковистыми волосами и великолепной фигурой, стоящую рядом с обнимающим ее мужчиной. Тревис видел ее со спины, но по наклону головы и по выражению лица мужчины можно было догадаться, что она смеется.
– Прошу прощения, – сказал Тревис модели, бросив ее посередине танцевального зала. Промчавшись через комнату, он схватил блондинку за руку и развернул к себе. – Алекс, – начал он… только это была не Алекс. Хорошенькая женщина с голубыми глазами и светлыми волосами, но не та, которую он жаждал уже две недели подряд.
Тревис извинился, обаятельно улыбнулся. И отправился на поиски отца.
Джонас был в библиотеке, в окружении человек пяти. «Хозяева жизни», – неприязненно подумал Тревис. В комнате пахло бурбоном, кубинскими сигарами и дорогим одеколоном. Джонас поднял голову, отмечая приход Тревиса.
– Тревис…
Тот кивнул.
– Папа?..
Один из присутствующих, кандидат в президенты, шевельнулся, привлекая внимание.
– Так вот, я говорил…
– Скажи это попозже, – оборвал его Джонас.
Наступило молчание. Снова выступил потенциальный президент:
– Знаешь, – кратко сообщил он, – я умираю от желания попробовать, как тут, в Техасе, готовят мясо.
Комната опустела. Джонас медленно прошел через нее и закрыл дверь.
– Как я понимаю, ты явился не для того, чтобы снова высказать мне претензии относительно детских лет.