121 
У Катрин возникло жгучее желание бросить ему в лицо правду, потому что в этот момент она ненавидела герцога от всего сердца, но она услышала скрытую ревность в его словах и поняла, что, признавшись в любви к Арно, поставит его жизнь под угрозу. Придав своему лицу самое невинное выражение, она пожала плечами.
– Когда я была маленькой девочкой и жила в Париже, я знала мессира ди Монсальви. Мой отец, который был ювелиром, работал на его семью. Когда я увидела, как он упал, испугалась, что с ним что-то случилось, и пошла справиться о его здоровье. Вот и все. Должна ли я, чтобы вам понравиться, забыть своих друзей детства?
По взгляду Филиппа она поняла, что он колеблется. Верить или не верить? Инстинктивная подозрительность, унаследованная от отца, не позволяла ему безоговорочно довериться женщине, которая так прекрасна. Пристально глядя на нее, он спросил:
– А ты уверена, что тут нет какой-то любовной истории? Я бы этого не стерпел, понимаешь?
Резким жестом он обнял Катрин за талию и привлек ее к себе, но взгляд его не смягчился.
– Ты должна принадлежать мне, ты это знаешь, мне одному. Подумай, сколько мне пришлось сделать, чтобы возвысить тебя до себя. Ты замужем за одним из моих сановников, ты – при дворе, ты – придворная дама моей матери… Я не имею привычки так надрываться из-за женщин… Они того не стоят. Но ты не такая, как все. Было бы несправедливо оставить тебя гнить в низших классах с такой красотой, достойной трона. Я надеюсь, что ты это ценишь.
Катрин отклонилась назад в руках Филиппа, чтобы не встретиться с его ртом, вдруг показавшимся ей ужасным. Но она не решалась оттолкнуть герцога: его неподвижный взгляд вызывал у нее опасения – не за себя, конечно, а за Арно. А губы герцога все приближались и приближались к ее губам. Она закрыла глаза, чтобы не видеть его. Но он ее не поцеловал. Он шепнул ей на ухо:
– В соседнем маленьком кабинете ты найдешь все, что нужно. Иди переоденься и возвращайся… Я не хочу больше ждать.
Ее охватило смятение. Она была не готова к таким ничем не прикрашенным требованиям. Но ведь сейчас уже поздно, во дворце праздник… Да и Гарен ее уже ищет… Филипп не может ее задерживать… Не сегодня…
– Монсеньор, – начала она, стараясь, чтобы голос не дрожал, – подумайте, уже так поздно… Мой муж ждет меня…
– Гарен будет всю ночь работать с Николя Роленом. Он не станет беспокоиться о тебе. Но ты пришла, и я тебя оставлю здесь.
Он отпустил ее, проводил к дверце рядом с камином. Полумертвая от ужаса, Катрин отчаянно искала возможность сбежать.
– Мне сказали, что у вас сегодня нет времени…
– Для тебя у меня всегда есть время. Иди быстрее! Или я подумаю, что, направляясь сюда, ты думала вовсе не о моей чести… и что рыцарь дороже тебе, чем ты говоришь.
Катрин почувствовала, что дрожит. Она попала в ловушку. Момент, которого она так страшилась со времени своего замужества, настал, и при каких обстоятельствах! Ей, которой так хочется остаться одной, запершись у себя, чтобы немного успокоиться и поплакать вволю, вспоминая ужасную сцену в голубой палатке, – ей надо отдаться этому человеку, которого она не любит, которого она ненавидит! Это ее долг перед Арно. Надо оплатить его свободу самой высокой ценой. Теперь она понимала, почему Филипп решил освободить пленников утром: он хотел в оплату эту ночь.
Герцог закрыл за ней дверцу, и она оказалась в комнатке без окон, освещенной свечами в золотых канделябрах. На низком поставце были расставлены флаконы духов и коробочки с притираниями, украшенные золотом и разноцветными эмалями. В центре было квадратное зеркало, отражавшее нежный свет свечей, и маленькая, обитая пурпурным бархатом комната благодаря этому становилась похожей на драгоценный ларец. На табурете, обтянутом той же тканью, Катрин ожидало платье из лазурной кисеи, перед ним стояли маленькие голубые шелковые башмачки.
Катрин угрюмо осмотрела все это и вздохнула. Из комнаты не было другого выхода, кроме двери, через которую она вошла, но, если бы и был, это ничего не изменило бы. Зачем? Раз это ее судьба, зачем стараться избежать ее? Рано или поздно Филипп добьется своего. Усталым жестом она сняла с головы бархатную шапочку, бросила ее в угол. За ней последовала золотая сетка. Когда волосы упали ей на спину, она прикусила губу, чтобы не заплакать. Ведь так еще недавно Арно сделал то же самое – и с каким нежным нетерпением! Катрин изо всех сил постаралась изгнать из памяти такие свежие и такие драгоценные воспоминания и стала лихорадочно раздеваться. Платье упало к ее ногам, за ним – тонкая нижняя сорочка. Она нервно натянула на себя кисейное платье, сняла чулки и бархатные башмаки, обулась в голубые башмачки. Беглый взгляд в зеркало открыл ей, что ночной наряд окутывает ее густым туманом, который позволяет видеть контуры тела, но скрывает подробности. Потом, вызывающе откинув назад волосы, она проглотила слюну и решительно направилась к двери. Открыла.
121 
