– Живодеры не служат никому, а только самим себе!
Они пытались направить лошадей в реку, но было уже поздно.
Не прекращая испускать дикие вопли, несколько мужчин уже вошли в реку и успели схватить лошадей за поводья. Юноши обнажили оружие, отчаянно пытаясь защищаться, но их усилия были напрасны. В мгновение ока все трое были брошены на прибрежный песок.
– Славная добыча! – вскричал один из нападавших. – Важные птицы и, наверное, богатые люди! Торговцы, конечно…
– Торговцы! – прорычал Готье, неистово вырывавшийся. – У нас что же, вид торговцев? Мы дворяне, подонок, а наш друг…
Он замолчал. Тот, кто казался главным, встал на колени перед Катрин, которая ударилась головой о пень, когда ее швырнули на землю, и лежала неподвижно, оглушенная. Он грубо сорвал черный капюшон, который покрывал голову молодой женщины. Показались золотые косы, казавшиеся почти рыжими в свете факелов.
– Смотри-ка! Смотри-ка!.. – проговорил он. – Какой приятный сюрприз!
Чтобы удостовериться, он вытащил кинжал и быстрым жестом рассек шнурки, которые завязывали плащ молодой женщины. Взорам мужчин предстали полоски ткани, которыми она стягивала грудь. Лезвие кинжала разрезало их в одну секунду, и совершенное доказательство женского пола пленницы развернулось перед глазами воров.
Их глава восхищенно присвистнул.
– Давайте до конца очистим скорлупку с этого лакомого ядрышка. Это в самом деле женщина, ребята. И из самых приятных…
– Бандиты! Дикари! – ревел Готье, задыхаясь. – Это не женщина, это дама! Знатная дама, и если вы только осмелитесь до нее дотронуться…
Пунцовый от бессильной ярости, он извивался в веревках и задыхался. Тем временем их командир, намеревавшийся раздеть Катрин, раздраженно пожал плечами.
– Заткните этого крикуна! Он мне мешает думать… Ну-ка скажите, ребята, если мне не изменяет память, никто до сих пор не запрещал нам иметь дело с благородными дамами, насколько я знаю? Главное – это узнать, откуда они? Давай, курочка! Просыпаемся!
Пока один солдафон кулаком оглушил Готье, другой вылил в лицо Катрин полную каску воды. Она вздрогнула, открыла глаза, выпрямилась нервным движением, почувствовав, как грубые руки поглаживают ее грудь, и плюнула, как рассерженная кошка.
Оттолкнув изо всех сил мужчину, который, потеряв равновесие, шмякнулся на спину, она вскочила на ноги, вытащила кинжал из-за пояса и сжала его в кулаке.
– Банда прохвостов! Я распорю живот первому, кто приблизится!
Ответом на угрозу был громкий взрыв хохота. Командир поднялся, вытирая черное от пыли и копоти лицо кожаным рукавом.
– Идет, – сказал он, – мы потолкуем! Но только потому, что нам сказали, что ты «знатная дама», а иначе не воображай, что это твое веретено помешает нам сделать с тобой все, что нам захочется! Кто ты? Откуда едешь?
– Из Тура, где десять дней назад присутствовала на свадьбе монсеньора дофина! Я придворная дама королевы!
– Скажи-ка! Хромой! Кажется, это серьезно! Может, стоит отвезти всех к капитану, что скажешь, Хромой?
– Когда мне понадобится твое мнение, я его спрошу! – рявкнул другой.
И снова обратился к Катрин:
– Как тебя зовут, прекрасная госпожа?
– Я графиня де Монсальви. Мой муж известен среди капитанов короля Карла!
Хромой помолчал, почесал свою взлохмаченную шевелюру, снова надел каску и повернулся, пожимая плечами.
– Ладно! Ведите всех к капитану Грому. Тем более что я тоже предпочитаю с ним не связываться… Но знаешь, красавица, если ты мне тут все наплела, он все враз поймет, потому что он их знает, этих придворных дам. Во всяком случае, раз ты красива, у тебя есть шанс быть повешенной только после отсрочки. Гром красоток любит. Эй, вы там, поехали! Ты, Корнисс, втащишь этих юнцов на лошадей, свяжешь все-таки руки даме, потому что она слишком легко поигрывает с ножом, и отвезешь в деревню. Я умываю руки.
Пока Корнисс привязывал Готье и Беранже, все еще не пришедших в сознание, к лошадям, потом связывал руки Катрин, Хромой с товарищами начали взбираться по откосу и поехали по дороге к укрепленному дому, такому же черному и молчаливому. Через мгновение, вооружившись стволом дерева, они бросились на приступ двери.
Корнисс взял конец веревки, которой была связана Катрин. Его товарищ вел лошадей на поводу. Все направились к деревне, которую с этим берегом связывал небольшой мостик.
Катрин изо всех сил старалась прикрыть свою накидку, разорванную до пояса, но вскоре об этом перестала даже думать, завороженная открывшейся перед ней картиной: кроме двух-трех домов, вся деревня пылала. От некоторых хижин осталась только куча краснеющих углей, из которых торчали почерневшие брусья. Другие пылали, как факелы, большим светлым пламенем, который разносил ветер. Горели даже кучи навоза, распространяя удушающий дым и запах.