— Эмбер.
Она подняла на него глаза.
— Я сделала тебе больно?
Говоря, она поглаживала его упругую плоть. Было видно, как от этой ласки толчками приливает кровь, делая ее еще тверже.
— Нет, — ответил Дункан.
— Привела в смущение? — Да. Нет.
Он с трудом заставил дышать это тело, которое бурно требовало еще одного такого поцелуя, жаждало вновь ощутить скользящее прикосновение ее языка.
— Так все же «да» или «нет»? — спросила Эмбер, прекрасно зная, насколько сильно было испытанное Дунканом наслаждение. — Может быть, вот это поможет тебе решить.
Она повторила эту экзотическую ласку, подольше задержавшись на той части его тела, которая весьма интригующе отличалась от других.
В том числе и своей особой чувствительностью.
— Говорила ли я тебе, — вопросительно пробормотала Эмбер между ласками, — как мне нравится твое тело?
— Если ты не остановишься и будешь продолжать вкушать его, то мне придет конец.
— Значит, мне придется начать с самого начала.
— При этой мысли у меня сердце замирает.
— Сердце — может быть, но не плоть. Она тянет и дергает, словно накоротко привязанный жеребец.
Дункан засмеялся, несмотря на охвативший его жар, гонимый неистовыми толчками крови и возбуждаемый ощущениями от ласк Эмбер — ее слов, ее рук, ее языка.
Зная, как она возбуждает его, Эмбер с улыбкой несколько раз тряхнула головой, так чтобы волосы, подобно покрывалу, упали на бедра Дункана. Но в этом месте его не так-то легко можно было укрыть. Знак его страсти гордо вздымался, требуя, чтобы о нем позаботились.
Или чтобы с ним поиграли.
— Мне особенно нравится вот это, — сказала Эмбер. — Оно твердое, но такое гладкое, когда его трогаешь кончиками пальцев. Будто полированное серебро, нагретое солнцем.
Глубокая судорожная дрожь пронизывала тело Дункана, когда он смотрел и чувствовал, как его облизывает розовое пламя ее языка, разжигая в нем целый пожар. Сильные руки погрузились в ее волосы.
— Иди ко мне, — хрипло проговорил Дункан.
— Сейчас, — прошептала Эмбер. — Но сначала… Он ощутил, как она берет его в рот, пробует на вкус, с нежной лаской исследует его твердость. Неистовость, нараставшая в нем, копилась и в ней. Она ждала, что вот-вот Дункан опрокинет ее на спину, подтянет вверх ее колени и погрузится в нее.
Вдруг Дункан сел и перетянул ногу Эмбер через свои бедра, так что она оказалась сидящей на нем верхом, открытой для него. Он обнаружил, что и ее покрывает та же испарина страсти, от которой его тело блестело, будто натертое маслом.
Он провел рукой у нее между бедрами, пробуя ее и наслаждаясь ею в одно и то же время. Когда он вынул руку, пальцы его блестели влагой ее желания. Наблюдая за ней, он поднес руку к лицу и глубоко вдохнул, упиваясь ее ароматом.
— В следующий раз, — сказал он, — я узнаю и твой вкус. Но не сейчас. Сейчас ты своим сладким ротиком уже разделалась со мной.
— На вид ты целехонек, — прошептала она. Кончик ее пальца на миг задержался на нем, как раз на столько, чтобы подобрать единственную горячую каплю, ускользнувшую из-под его запретов. Когда она затем поднесла палец к губам, лизнула его и улыбнулась, Дункан застонал подобно человеку, которого подвергают пытке. На нем выступила еще одна капля, вызванная ее наслаждением.
— Давай же, колдунья, садись верхом на дракона, вызванного тобою из плоти смертного.
— Как же девушке сесть верхом на дракона?
— А вот как.
Дункан взялся за бедра Эмбер и, приподняв ее; подтянул ближе к себе. В следующее мгновение закругленный конец его плоти раздвинул ее лепестки. С криком удовлетворения она скользнула по нему вниз, вбирая его так глубоко, как он стремился погрузиться в нее.
Эмбер попыталась произнести имя Дункана, но не смогла. Сила испытываемого им наслаждения лишила ее голоса. Вдруг он сильно сжал ее бедра, и это ощущение разметало ее мысли, но сосредоточило ее желание. Она начала двигаться вверх и вниз, как при езде верхом, все увереннее с каждым медленным движением бедер, чувствуя его страсть и свою с необычайной ясностью.
Когда он хотел ускорить бег коня, Эмбер взяла одну его руку в свои, поцеловала ее и положила себе на грудь.
— Тебе нравится мучить меня, — проговорил Дункан сквозь стиснутые зубы.
— Очень.
Его пальцы сомкнулись на сжавшемся острие груди Эмбер. По ее телу прошла легкая судорога, предвестница будущего экстаза. И вот уже под ласками его рук оба ее соска затвердели, спина выгнулась, дыхание стало, прерывистым. Нежный жар ее страсти заструился между их соединенными телами.