32 
Рассел обнял ее за плечи и привлек к себе. С ней случилось нечто немыслимое. Захотелось разреветься и со слезами навек прогнать из себя боль и негодование. И в то же самое время – рассмеяться, настолько вдруг сделалось легко и уютно. Следовало совладать с необъяснимыми чувствами и закончить рассказ. Лесли набрала полную грудь воздуха и, доверчиво прижавшись виском к сильному плечу Рассела, заговорила более тихо и спокойно:
– В общем, один из издателей, когда толкал цветистую речь в присутствии всех нас, поблагодарил за блестящий перевод этого посредника. Имени переводчика даже не упомянул. Его на этом сборище, разумеется, не было. Он никогда не приезжал ни на семинары, ни на конференции. Может, не хотел тратить лишние деньги или же его вообще никто никогда не приглашал. – Она вздохнула – наполовину с горечью, наполовину с облегчением. Самое главное было наконец сказано. И, отстранившись от Рассела, заглянула ему в глаза. – Можешь себе такое представить?
Он нежно провел пальцем по ее щеке, будто перед ним была обожаемая дочь и будто он больше всего на свете боялся разочаровать ее своим ответом, но иначе он не мог.
– Это печально и ужасно, Лесли, но я прекрасно знаю, что подобных мерзостей на свете видимо-невидимо.
– Нет, ты только задумайся! – с жаром воскликнула она. – Получается, он не постыдился сочинить некую историю, ведь, несмотря на то что фамилии указали две, издатели многозначительно говорили, будто автор перевода – один этот посредник, и подчеркнуто молчали о втором человеке! Может, он солгал издателям, что отдал книгу переводчику, а тот с ней не справился или справился настолько плохо, что пришлось ему, бедненькому, все переделывать. Пошел на такое только ради того, чтобы покрасоваться, послушать незаслуженные хвалебные речи! Мне при одной этой мысли становится тошно! Самое главное, что переводчик видел отредактированный вариант своей работы и сказал, что поправок в ней раз два и обчелся, то есть, как ни крути, посредник бесстыдно наврал издателям.
Рассел слушал молча, но, Лесли это чувствовала, всем сердцем хотел облегчить ее страдания.
– Видел бы ты его физиономию, когда все принялись его хвалить и поздравлять, – без остановки рассказывала она. – Весь его вид так и говорил: да что уж там! Я настолько талантлив от природы, не стоит за это меня благодарить. Сидел с такой застенчиво-самодовольной улыбочкой, все прикладывал руки к груди и раздавал направо-налево поклоны. Поднялся шум, все спрашивали у него и друг у друга, что это за книга, скоро ли появится на магазинных полках, а я в эти минуты ненавидела весь мир. Веришь?
Рассел ласково потрепал ее по плечу.
– Верю. Еще и как верю.
– Я уехала в тот же вечер. Ту книжку, которую в то время переводила, доделала, но следующую брать не стала. Я ужасно мучилась, а если по правде, до сих пор не могу успокоиться. Наверное, это глупо, смешно? – Она смотрела на Рассела так, будто искала ответ в его глазах.
– Глупей и смешней, вернее куда опасней, оставаться равнодушным к чужой беде, – со всей серьезностью произнес Рассел.
Лесли в отчаянии покачала головой.
– Я не осталась равнодушной, но ведь и никак не помогла тому переводчику! Может, стоило там же, на той конференции, во всеуслышание заявить, что перевод сделал другой человек, потом позвонить ему и обо всем рассказать?
Рассел задумался.
– А ты уверена в том, что он ни о чем не догадывался? Думаешь, если они так долго сотрудничали с этим посредником, тот никогда в жизни не обнаруживал перед ним своей истинной сути? Может, их обоих устраивало все как есть и на отдельные недостатки своей работы этот переводчик просто решил закрывать глаза?
Лесли растерянно покрутила головой.
– Может, и так… Об этом я никогда не думала. В любом случае все это бесконечно мерзко.
– Полностью согласен. Неизвестно, как повел бы себя я, окажись на твоем месте. – Рассел усмехнулся, и его лицо приняло мальчишески-бунтарское выражение. – Может, ударил бы по столу кулаком, после чего этот посредник с перепугу сам бы во всем сознался.
Лесли засмеялась. Печали, почти два года отравлявшие ее жизнь, вдруг поблекли, и на душе посветлело.
– После этой конференции мне страстно захотелось коренным образом изменить свою жизнь, посвятить себя чему-то такому, где фальши и лжи или самая малость, или же нет вовсе, – взволнованно проговорила она. – Я раздумывала над этим два дня подряд и вдруг вспомнила о собачьей гостинице, в которую бегала еще четырнадцатилетним подростком. В ту пору я была твердо уверена, что работать, когда вырасту, буду у Марты – и больше нигде. Выяснилось, что помощь в гостинице нужна, особенно в субботу-воскресенье: на выходные люди часто уезжают, а мучить в дороге собак не хотят, вот и сдают их в отель. А через несколько дней позвонила Патриция и спросила, не смогу ли я временно заместить воспитательницу. Воспитательница через две недели уволилась, а я прикипела сердцем к детям, вот и стала работать в саду постоянно. Тут родители принялись сильнее прежнего донимать меня учебой, и летом того года я наконец поступила в университет.
32 
