114 
— Не говори такой чепухи, даже не думай, Мэри. Джон — нехороший человек. У него нет ни принципов, ни морали. Он недостоин даже находиться в одной комнате с такой леди, как ты. Буян с реки, да еще невысокого происхождения. Вот что такое Джон.
Пока Малькольм и его мама наслаждались бренди и болтовней в библиотеке, Невада, все еще в вечернем платье, при парадной прическе, с сапфировым ожерельем на шее, пыталась укрыться в своей комнате наверху. Как загнанный зверь, она металась из угла в угол, борясь с диким желанием, не отводя взгляда от высокого окна.
Но так продолжалось недолго. Не дожидаясь, пока все уснут, Невада вышла на широкий балкон и посмотрела на белый домик для гостей. Он был там, Невада знала, что Джонни должен быть там.
Не сняв вечернего костюма, в расстегнутой до пояса белой рубашке, открывавшей его смуглую грудь, не выпуская изо рта тлеющей сигары, Джонни метался в ярком лунном свете. Внезапно он остановился, как будто почуял ее присутствие. Он повернулся и пристально посмотрел на Неваду через разделяющий их широкий двор. Джонни застыл как статуя, расставив ноги, опустив руки. Ждал.
Не думая ни о чем, не глядя по сторонам, Невада добралась до задней лестницы, не отводя глаз от темной высокой фигуры, настолько подавлявшей ее волю, что Невада была бессильна против его зова. Торопливо спускаясь по ступеням, Невада еще не знала, что она ему скажет. Будет ли умолять оставить ее в покое? Или никогда не оставлять ее?
Лампы в библиотеке еще освещали прямоугольный участок газона, мягкий голос Малькольма и легкий смех Квинси звучали в ночном воздухе, а Невада, не слыша смеха, не обращая внимания на свет из окон, подобрав юбки голубого шелкового платья, мчалась сломя голову по освещенной луной лужайке навстречу своей судьбе.
Джонни не сделал ни шагу. Он неподвижно стоял на том же самом месте, сигара все еще тлела в его зубах, а блики лунного света играли на угольно-черных волосах. Наблюдая, как Невада бежит через широкий двор, словно испуганное дитя, Джонни задавал себе вопрос: что будет дальше? Будет ли она требовать его отъезда? Или бросится ему на шею?
Внезапно сердце Джонни забилось от волнения. Он понял, что лучшим событием в его пестрой и насыщенной жизни была та пьяная ночь с очаровательной девушкой, такой невинной и такой страстной одновременно.
Невада добежала до Джонни. Задыхаясь от быстрого бега, она остановилась, сложила руки на груди, посмотрела на него. Ее сердце бешено колотилось. Смуглое лицо Джонни оставалось в тени, так что она не могла видеть выражения его глаз. Но мощные мышцы его плеч и рук перекатывались под тканью костюма. Капельки пота блестели в темных волосах на его груди. Он выглядел таким большим и опасным, таким ошеломляюще мужественным. Джонни поднял темноволосую голову, вынул изо рта сигару и далеко отбросил ее. Он шагнул вперед, но не дотронулся до Невады. Она смотрела в его черные сверкающие глаза и дрожала.
— Джонни, я… я хочу… — начала она неуверенно.
— Я тоже хочу тебя, любимая, — решительно прервал ее Джонни. Он наклонился, взял тонкими длинными пальцами за драгоценное ожерелье и осторожно притянул ее к себе. Джонни наклонил голову. Его губы вплотную приблизились к лицу Невады. Жарким, как летняя ночь, голосом, он произнес:
— Я хочу раздеть тебя, любимая. Хочу, чтобы на тебе ничего не осталось, кроме этого ожерелья, что я подарил тебе когда-то.
Джонни поцеловал ее. Так, как страстный мужчина целует ту единственную женщину, перед которой не может устоять. Никакой нерешительности, никаких вопросов. Никакой осторожной и нежной прелюдии, никакой медленной подготовки. Джонни целовал Неваду с таким всепоглощающим жаром и желанием, что она полностью растворилась в этом желании и ответила со всем пылом изголодавшегося сердца.
С трудом овладев затвердевшими мускулами, Джонни поднял Неваду на руки и, не отрывая губ от ее лица, торопливо направился к домику. Пройдя через открытую дверь, он закрыл ее ногой и прошел через темную комнату к широкой кровати из красного дерева. Он опустил Неваду прямо на небрежно брошенные в изголовье белые шелковые подушки. Склонившись над ней, он взял ее вспыхнувшее лицо в свои ладони, легко коснулся рта своими губами и игриво прикусил нижнюю губу.
— Ничего, кроме ожерелья. Всю ночь, — сказал Джонни, не отрывая губ от лица Невады.
Она не отвечала. Она не могла ответить. Она с нетерпением ждала, когда он разденет ее. Невада любила этого большого смуглого мужчину всем сердцем, всей душой, и она не могла вообразить ничего прекраснее, чем заниматься любовью с драгоценным ожерельем на шее.
114 
