Тем временем в Бель-Эйр Саймон и Блэр только что вошли в дом и прошли на недавно разгромленную в результате ремонта кухню. Кое-чем из кухонного оборудования еще можно было пользоваться, и они приготовили себе по чашке кофе и сели за кухонный стол. Прошедшая ночь оказалась долгой и напряженной. Оба пребывали в радостно-приподнятом настроении и одновременно чувствовали некоторую опустошенность. В больнице Блэр было тяжело видеть, как Сэм мучается от боли, а ребенок вызывал у них двойственные чувства. И все же когда Блэр и Саймон увидели Сэм с младенцем, они поняли:- так и должно быть. А сейчас они не знали, грустить им или радоваться, считать ли случившееся трагедией или благословением Божьим.
— И что ты обо всем этом думаешь? — спросил Саймон со вздохом. — Пусть это останется между нами, но давай начистоту, мы одобряем этот брак или нет? — Они уже обещали поддержать Сэм и Джимми во всех их начинаниях, но Саймон хотел знать, как Блэр в душе относится ко всему этому.
Блэр устало потерла глаза рукой, потом снова посмотрела на мужа.
— Конечно, они оба очень молоды, но я почему-то надеюсь, что у них все получится. Не важно, каким образом этот ребенок вошел в наши жизни, но он такой славный, он ни в чем не виноват. Да и Джимми мне нравится, он хороший мальчик и вел себя с Сэм просто замечательно. Конечно, не о таком муже для своей дочери я мечтала, но в конечном счете, может, все еще сложится хорошо.
Об этом молча мечтал каждый. Джимми действительно держался молодцом, постоянно поддерживал Сэм и во время беременности, и во время родов; даже будь он отцом ребенка, нельзя было бы желать большего. Если уж на то пошло, на месте Джимми большинство куда более зрелых мужчин не смогли бы оказать Сэм и половины той поддержки, какую оказывал он.
Саймон отпил из чашки и нахмурился.
— Конечно, это глупо и очень по-детски — пожениться тайком ото всех, но надо отдать им должное, они хотя бы попытались привести свои дела в порядок. Джимми — славный паренек, а малыш — просто прелесть, правда? — Взгляд Саймона затуманился: он вспомнил, какими малышами были когда-то их собственные дети.
— Да, он миленький, — согласилась Блэр с печальной улыбкой. — А ты помнишь, каким славным был Скотт, когда родился?
— И Сэм тоже, — растроганно произнес Саймон, вспоминая огромные темно-голубые глазищи и торчащие во все стороны светлые волосики. Он снова с нежностью посмотрел на жену. За этот год они очень далеко отошли от тех воспоминаний, и не по вине Блэр.
Их союз дал трещину, но сейчас оба уже осознали, что надорвана сама ткань, из которой соткан их брак. Саймон легкомысленно надеялся, что Блэр не заметит, если он возьмет себе небольшой отпуск от брака, ведь формально он по-прежнему оставался с ней, только сердце его уже несколько месяцев было далеко. И только сейчас Саймон понял, как дорого обошлась им обоим его ошибка.
— Прости меня, Блэр, я знаю, что этот год был для тебя очень тяжелым.
Блэр не ответила, она задумалась о не столь отдаленном прошлом. Когда она ходила по дому и ей на глаза попадались семейные фотографии, напоминающие о лучших временах, то от одного их вида у нее начинало болеть сердце. Она помнила времена, когда Саймон смотрел на нее с нежностью, когда их объятия были крепкими, когда в их взглядах еще горела страсть друг к другу. Теперь у нее в душе как будто все умерло. Блэр никак не ожидала, не могла себе даже представить, что он способен ранить ее так больно.
— Каким же я был глупцом, — прошептал Саймон со слезами на глазах. Он взял жену за руку. Сейчас он отчетливо сознавал, что он с ней сделал, и от этого чувствовал себя последним мерзавцем. Элизабет его возбуждала, она вдохнула в него новую жизнь, но он никогда не любил ее по-настоящему, так, как любил только Блэр. И он ни за что бы не хотел причинять жене боль, чтобы она узнала о его измене, но вышло иначе. А теперь слишком поздно. По поникшим плечам Блэр, по ее потухшему взгляду Саймон понял: то волшебное и прекрасное, что было когда-то между ними, ушло. Поначалу эго пугало Блэр, потом она злилась, чувствовала горечь, но сейчас она ощущала только грусть и невероятную усталость — Саймон это чувствовал, и для него это было гораздо страшнее, чем ее гнев.
— В жизни всякое бывает, — философски заметила Блэр. Ни один из них ни разу не упомянул имени Элизабет, но оба понимали, о ком идет речь. — Я только не ожидала, что такое может произойти с нами. Это было тяжелее всего. Поначалу я просто не верила, но со временем, кажется, поняла, что мы такие же, как все — надломленные, потрепанные жизнью, озлобленные. Это было все равно что потерять наше волшебство.