Особенно,... 
184 
— Что ты имеешь в виду? — спросил в ответ отец, поднося ко рту стакан с кока-колой. Казалось, ему стало неловко. Аллегра с детства помнила, что он был мастером пассивной агрессии. — Я не питаю злобы к твоей матери.
Он лгал, его выдавали глаза. Он ненавидел Блэр еще сильнее, чем Аллегру. Если к дочери он был скорее равнодушен, то с Блэр у него были старые счеты.
— Не надо, я знаю, что ты до сих пор держишь на нее обиду. — Аллегра посмотрела ему прямо в глаза. — Но это понятно, ведь мама от тебя ушла.
— Что ты об этом знаешь? — Теперь в голосе Чарлза слышалось брюзгливое раздражение. — Это было давным-давно, ты тогда была еще маленькой.
— Но я до сих пор все помню. Я помню ваши ссоры, крики, ужасные вещи, которые вы друг другу говорили…
— Как ты можешь что-то помнить? — Чарлз уставился в свой стакан. Он-то уж точно ничего не забыл. — Ты была совсем крошкой.
— Мне было пять, а когда мы ушли, даже шесть. Это было отвратительно.
Чарлз кивнул. Отрицать не было смысла, и он боялся, что Аллегра действительно помнит случаи, когда он бил Блэр, и все остальное. Он и сам знал, что тогда просто обезумел.
Аллегра набралась смелости и решила шагнуть в самую глубину. Она понимала, что это единственный путь добраться до противоположного берега, и чувствовала, что на этот раз должна попытаться. Может статься, они больше никогда не увидятся, значит, это ее единственный шанс освободиться самой и освободить его.
— Самое страшное началось, когда умер Пэдди.
Чарлз вздрогнул как от удара.
— Пэдди нельзя было спасти. У него была форма лейкемии, которую тогда не умели лечить, ему никто не мог бы помочь. От этой формы и сейчас умирают, — печально сказал он.
— Я тебе верю.
Аллегра заговорила мягче; мать еще много лет назад объяснила ей, что болезнь Пэдди была неизлечимой. Однако она знала и другое: отец считал, что обязан был спасти, сына, и так и не простил себе неудачи. Именно поэтому он начал пить, поэтому в конечном счете лишился жены и дочери.
— Я помню Пэдди, он был такой добрый, так хорошо ко мне относился… — Нежный, любящий, заботливый, в каком- то смысле Пэдди был таким же, как Джефф. — Я его очень любила.
Отец закрыл глаза и отвернулся.
— Сейчас не имеет смысла об этом говорить.
Аллегра вдруг вспомнила, что у него нет других детей, кроме нее, и на какое-то мгновение ей стало его жаль. Он старый, усталый, одинокий, вероятно, больной, и у него ничего нет. У нее есть Джефф, родители, Сэм, Скотт, даже Джимми и Мэттыо. У Чарлза Стэнтона нет ничего и никого, одни сожаления и призраки прошлого. Одного ребенка, которого он любил, он потерял, от другого отказался.
— Скажи, почему ты не хотел со мной встречаться? — тихо спросила она. — Я имею в виду после того, как мы ушли. Почему ты не звонил, не отвечал на мои письма?
— Я был очень зол на твою мать.
Много лет назад ему было очень нелегко отвечать на вопросы о жене и дочери. Но Аллегру его объяснение не удовлетворило.
— Но ты же мой отец.
— Она меня бросила, и ты вместе с ней. Что мне оставалось делать — цепляться за вас? Это было слишком больно. Я знал, что мне никогда не вернуть ни ее, ни тебя, поэтому оставалось только отпустить вас и забыть.
«Неужели он так и сделал? — спрашивала себя Аллегра. — Постарался забыть меня, выкинуть из головы, похоронить, как Пэдди? Оборвать все связи между нами?» Она попыталась расставить все точки над «и».
— Но почему? Почему ты не отвечал на мои письма, даже не звонил? А когда я сама тебе звонила, ты разговаривал со мной злобно.
Свершилось. Она высказала все напрямик.
И тут Чарлз Стэнтон произнес нечто очень странное:
— Аллегра, я не хотел, чтобы в моей жизни была ты, и не хотел, чтобы ты меня любила. Может, для тебя это прозвучит странно, но я вас обеих очень любил, и когда вы от меня ушли, я сдался. Это было все равно что второй раз потерять Патрика. Вы уехали, у вас началась новая жизнь, и я знал, что не могу преодолеть пропасть между нами. Через год после того, как твоя мать меня бросила, у тебя появился отчим, через три года — другой брат, и я знал, что у Блэр будут еще дети. И у нее, и у тебя была новая жизнь; пытаться удержать вас, вернуть было бы слишком жестоко по отношению к вам обеим. Отпустить тебя, не мешать начать новую жизнь было великодушнее. Я думал, что так будет лучше, тогда тебе просто не на что будет оглядываться, у тебя не будет прошлого, только будущее.
184 
