Пенни через силу улыбнулась в ответ.
Элисса быстро обняла ее и решительно направилась к сараю. При ходьбе немного поморщилась.
Воспоминание о Хантере, лежавшем на ней, пронзило, как молния. Память об удовольствии, предшествовавшем боли, снова накатила и накрыла ее, как волной.
«Дура. Проклятая идиотка».
Но как бы ни обзывала себя Элисса, красные угольки сладостного огня все еще тлели. Хантер причинил ей боль, лишая девственности, но он доставил ей ошеломляющее наслаждение.
«Если бы браки были так плохи, ты думаешь, женщины бы на это шли?»
Задавая этот вопрос, Хантер смеялся над ней и соблазнял, намекая, что в сексе есть нечто большее, чем она испытала. Ночью она была слишком зла, чтобы ответить Хантеру чем-то, кроме ярости. Теперь же эхо его уверенности дошло до нее и встревожило.
«Ты тоже захочешь этого. Я постараюсь».
Элисса вздрогнула, когда слова Хантера зазвенели в голове и отдались в теле.
– Я сказал «доброе утро», мисс Элисса. Вы лучше себя чувствуете?
Элисса заморгала и наконец остановила взгляд на Джимпе.
– Хантер сказал, вы себя неважно чувствуете, – объяснил он. – И что сегодня не поедете верхом.
Яркие пятна загорелись на щеках Элиссы. Она действительно испытывала неудобство внизу живота. Зная это, Хантер, видите ли, побеспокоился.
– Хантер ошибся, – сказала она резко. – Он часто ошибается на мой счет. Я поеду верхом на Леопарде.
– Ух…
– Что еще?
– Хантер не хочет, чтобы вы ездили верхом одна.
– Вот пусть и отправляется ко всем чертям.
Элисса отошла от ошарашенного Джимпа и направилась в конюшню за Леопардом. Несколько минут – и она выехала из сарая на жеребце и перемахнула прямо через загородку загона.
– Они работают в северной части болота! – крикнул Джимп.
Элисса кивнула.
– Осторожно, там индейцы! Морган сказал, что видел их.
Она снова кивнула.
Длинные ноги Леопарда быстро покрывали расстояние. Через некоторое время неудобство, которое Элисса испытывала поначалу в седле, улеглось, и она забыла обо всем, отдавшись привычному состоянию – лететь вперед на спине Леопарда.
Земля неслась под ней вся в рыжих пятнах, ветер расчистил небо, солнце светило ярко. Как всегда, здесь ей становилось совершенно спокойно.
Очень скоро Элисса оказалась на краю болота, но уже не в одиночестве. Двое вооруженных людей быстро скакали ей наперерез.
– Это земля Лэддер-Эс! – крикнул Рид, – мы не пускаем сюда посторонних.
– Да, верно, – ровным голосом согласилась Элисса. – Доброе утро, Блэки и Рид.
Рид уставился на нее, проглотив ругательство, готовое сорваться, и отвел ружье. И Блэки тоже.
– Так это вы, мисс Саттон? – сказал Рид. – А я и не узнал вас в этом… ух… ах… одеянии.
– А Леопарда тоже? – удивилась она.
– Нет, мэм. Некоторые из людей Калпепперов тоже ездят на пятнистых.
– Ну, нашли скот? – спросила Элисса Рида.
– Да всего несколько голов. Почти все – племенные.
Элисса поморщилась.
– Все равно лучше, чем ничего.
– Да, мэм, – забормотали оба.
Они косо поглядывали на Элиссу, точно пытались убедиться, что приятный хрипловатый женский голос и впрямь исходил из кучи мужского тряпья, взгромоздившегося на Леопарда.
– Где вам нужен помощник? – спросила Элисса.
– Ох… а… ну… да… – промямлил Рид. Элисса подозревала, что услышит.
– Ладно, я лучше спрошу у Хантера, – сказала она.
– Ага, Хантера, – согласился Блэки с великим облегчением.
«Лучше покончить с этим поскорее. Чем больше я буду сторониться его, тем будет труднее».
– Найдите его! – велела она. – А я пока проедусь по знакомым тропкам.
– Да, мэм, – сказал Блэки.
Он развернулся и пятками ударил коня, а Рид с искренней завистью глядел вслед отъезжающему напарнику.
– И ты поезжай, – разрешила Элисса. – Ты мне будешь только мешать. Тропинки, которые я знаю, очень узкие.
– Но Хантер не велел вас оставлять одну.
– Хозяйка Лэддер-Эс я, а не Хантер. Запомни.
– Ох, да, мэм.
Он развернул лошадь и потрусил за Блэки.
Элисса повернула Леопарда к северу и поехала по краю болота. Она искала следы скота среди высоких камышей.
В болоте не так уж много троп, но все, что были, скот знал хорошо. В прохладе болота так приятно прятаться в жару, и потом – на влажной почве прекрасно росла трава, которая, высыхая под осенним солнцем, превращалась в сено прямо на корню.