Особенно,... 
65 
— Ну так ведь сам же видишь, что нельзя тебе. Что ж ты хлещешь?
— А от измены и хлещу, — словно удивляясь самому себе, ответил участковый. — Везде измена, и у меня измена. Я стрезва подумаю — как служить? И за голову хватаюсь. А потом примешь — и до утра ничего. А утром измена.
— И нету у меня ничего, и шел бы ты, Бакулин, улицы обходить…
— Я и обхожу. Злочеченцев не обнаружено.
— Кого не обнаружено? — спросила Катька, до самого подбородка натянув одеяло.
— Злочеченцев, — повторил участковый и пошатнулся. — Борисовна, я за себя не отвечаю. Я кого пристрелю — ты виновата будешь.
Кряхтя и шепотом ругая Бакулина скотиной, бабушка достала из-под стола белый бидон, осторожно налила полстакана золотистой жидкости и протянула участковому.
— Яблочный? — спросил Бакулин. — Люблю. Конфетка есть?
— Занюхаешь, — огрызнулась бабушка, но достала из буфета пряник.
— Благодарю за службу, Борисовна! — рявкнул Баулин. — Ты Отечество спасла!
— Дуй давай отседова, девку мне разбудил, — проворчала бабушка.
— Что за девка? Почему не знаю? — заинтересовался участковый. — Почему не регистрировалась?!
— Слушай, Бакулин! — рассвирепела бабушка. — Если ты еще и куражиться тут будешь надо мной, я сегодня же к начальству твоему пойду! Это внучка моя, дубина ты стоеросовая!
— Борисовна! — вовсе уже наглым голосом воскликнул участковый. — Ты на представителя власти… Как ты можешь, когда я жизнью рискую!
Спиртное действовало на него мгновенно.
— Между прочим, — решила Катька срочно выручить бабушку любой ценой, — моя подруга — Таня Колпашева. У нее муж в пятом отделении работает, в центре. И он может вам такое устроить за ночное нарушение неприкосновенности жилища…
— Че-во? — в крайнем удивлении переспросил мент. — Колпашева? Не смеши людей. Колпашеву весь город знает. Эта подстилка никому с двенадцати лет не отказывает. Муж! Откуда у нее муж? У нее мужа сроду не было, она из вытрезвиловки не вылезает! Ее уж зашивали два раза! Чего-то вы врете, девушка. Вы, наверное, черная Фатима… А вот мы сейчас посмотрим…
— Ты! — низким голосом крикнула бабушка. — Я тебя смотреть живо отучу! Ну-ка, кругом! Во внуки мне годишься, пьянь подзаборная! Думаешь, управы на тебя нет? Ни к кому не пойду, сама кочергой башку проломлю!
Надо сказать, когда бабушка злилась, она выглядела внушительно.
— Пошутить нельзя, что ль, — буркнул Бакулин, оказавшийся при ближайшем рассмотрении рыжим и веснушчатым. — Иду, иду. Спасибо, Борисовна, прости, что разбудил.
— Бог простит.
— А внучку ты все-таки пришли зарегистрироваться. Сама знаешь, чрезвычайное положение.
— Пришлю, пришлю. Иди.
Он тяжело спрыгнул с крыльца и зашлепал по мокрой садовой дорожке.
— Говорила я тебе, поехали со мной, — сказала Катька. Она снова легла и теперь пыталась согреться, но дрожь не проходила. Грех признаться, Катька чувствовала огромное облегчение. Она в самом деле была убеждена, что теперь ее возьмут. Ей нетрудно было себя в этом убедить, особенно когда она чувствовала себя затравленной, бездомной и кругом неправой. Игоря рядом не было, а без Игоря она теперь ничего не могла — из прежней жизни выпала, в новую еще не улетела.
— Как я поеду, Катерина? Без своего дома на старости лет как жить? Что я буду делать, кому там буду нужна? Я в Москве больше дня не выдерживаю, а тут Германия!
— Не Германия, — сказала Катька. Теперь было можно. — Бабушка, я тебе могу теперь сказать. Там другая планета.
Кажется, вывести бабушку из прострации теперь не смогло бы ничто, — но при этих словах она встрепенулась и уставилась на Катьку в крайнем изумлении.
— Инопланетяне, что ль? — спросила она.
— Ну.
— Ты спи, спи, — засуетилась бабушка. — Это пройдет у тебя. Разбудил, черт драный. Совсем девка рехнулась, спи давай. Может, и не будет еще ничего.
— Бабушка! — Катька села на кровати. — Если бы все не было так серьезно, я бы за тобой не поехала, понимаешь? Но деваться некуда. Он меня предупредил.
— Кто?
— Инопланетянин мой. Я люблю его. Ты тоже полюбишь. Он нас и спасет.
— Катька, девонька, — сказала бабушка тревожно и ласково, как всегда говорила, когда всерьез боялась за Катьку. — Ты подумай, чего ты говоришь-то. Ладно бы я, старуха, в такую ерунду ударилась, а ведь ты с высшим образованием.
— Я поэтому и знаю, бабушка. Клянусь тебе чем хочешь. Богом тебе клянусь, — Катька перекрестилась на бумажную икону Николая Угодника.
65 
