Последние отзывы

  100  

– Женька! – Наташка помахала у неё перед носом пачкой листов формата А4 с отредактированными профессором статьями в сборник конференции по акушерским кровотечениям. – Что-то ты не в духе. Хочешь рассмешу?

– Валяй! – ответила подруга. – Не всё же мне Петрушкой работать.

– Я записалась в фитнес-клуб, представляешь?

– Молодец. Уже смеяться?

Наташка регулярно приобретала дорогостоящие абонементы в модные заведения и, посетив два-три занятия, хныкала, что устала. Мама метала громы и молнии. Ещё бы! Ведь именно она оплачивала эти блага для «кровинушки». Но как только заканчивался предыдущий абонемент, матушка приобретала дочурке новый. В другое, ещё более замечательное место, «на сей раз и с аквааэробикой».

– Нет ещё. В общем, пришла в раздевалку, а там – глист на глисте и все хором ноют, что надо худеть. Ну, я гордо запаковала свои жиры в костюмчик, кроссовочки надела и пошла со всеми в зал. Какое-то занятие с шарами. Знаешь, такие здоровенные, как нам американцы подарили в «Школу материнства»?

– Ну?

– Инструкторша юркая, на лице улыбочка милая. Веса в ней – килограмм пятьдесят, не больше, но жилистая, мускулистая, скачет козой. Оглядела группу и тут меня увидала. Я руками развела, мол, ну и вот! Она тут же ещё шире заулыбалась, представилась, всех красавицами назвала и сказала, что с шарами мы сегодня заниматься не будем, а будем растягиваться. И шары все попрятала. – Наташка уже сама с собой хихикала. – Думаю, она представила себе, что я как разбегусь, как прыгну на этот мяч, а он как лопнет, и весь клуб разнесёт взрывной волной к чёртовой матери! – уже хохотала всем своим без малого стокилограммовым телом Наталья. – И всё занятие потом эта девчушка на меня так опасливо поглядывала. К другим тёткам подходила, помогала, руками их двигала в разные стороны. А ко мне подойдёт, постоит и так уважительно: «Левее тянитесь! Спинку не горбить!» «Я не горблю! – говорю ей. – Это у меня ожирение по такому типу!» В общем, я там смотрелась как слон, нечаянно попавший в стадо газелей. И зеркала эти по стенам. Ужас! Сегодня ещё пойду.

– Вот за что тебя обожаю, Наташка, за то, что ты бываешь удивительно живой и весёлой. А если бываешь – значит, всё время можешь быть. Так держать. И непременно пойди. Последовательности бы тебе кто выдал. И мне заодно. Ладно, пойду трудиться. Хорошо у вас тут, на кафедре. Спокойно. А у меня сегодня плановый «поздняк».^[85]

– Профессор визжал, где твоя статья на конференцию? С ним, естественно, в первых авторах. И ещё одного аспирантика попросил включить. Костю, помнишь?

– Сынок декана?

– Папа его теперь не декан. Он в министерстве чиновником средней руки груши околачивает.

– Ясно. Забыла я совсем про эту статью. Вечером напишу. Отмажь пока.

– Да он уж всучил мне тут перепечатывать с его глубокомысленными исправлениями, – хмыкнула Наталья. – Ну, как обычно – «но» на «а», «беременность» на «гестацию». Сказал – срочно. Чтоб через час на столе лежало для последующей редактуры. Не зря у него мама учительницей русского языка была. И ему бы в филологи податься, чем позориться в акушерстве. И позорить всех, кто при нём. Профессор кесарево делать не умеет, вот ведь! А потом сказал, что через полчаса срочно уезжает. Так что я тут буду целый день торчать в бездельном ожидании. Вечером непременно случится что-то срочное, как всегда. Например, книги на полках в профессорском кабинете переставить, ага. А я буду звонить отчиму, чтобы он Юльку из садика забирал. И мама, естественно, закатит мне телефонный скандал. Как будто это не она сама меня на эту проклятую кафедру засунула. Ладно, иди. Занимайся делом. Не всем же повезло чаи с плюшками с утра до ночи гонять и абзацы в тексте переставлять.

– Я к тебе зайду после обеда.

– Жень, у тебя что-то случилось?

– У меня что-то случилось уже давно. Только я никак не вспомню, что и когда, Наташ. Я живу в состоянии хронического «дежавю», которое не могу поймать за хвост. Мне пора к психиатру.

– А я – в хроническом МДП.^[86] Так что обе пойдём. Жаль, электрошок и лоботомию отменили.

* * *

Что-то случилось уже давно. Может быть, в прошлой Женькиной жизни, когда она была вовсе не Женькой, а сидела у рояля в пышном чопорном платьице и смешных «взрослых» башмачках, а нищий учитель музыки смотрел на неё так, как будто видел Вечность. А может быть, тогда, когда она вышла замуж опять не за того, хотя и в век, лишённый сословных предрассудков. Кстати, зачем? «Наверняка есть женщины, которым категорически противопоказано выходить замуж. Видимо, я из таких. Потому что есть те, кто смиряется, привыкает и не помнит иного. А я помню эту проклятую Вечность и не согласна на меньшее. Не согласна, но… согласилась. Я – неудачница, обречённая оказываться не у того Звёздного Стола. Вот ведь… Вроде и пьют, и весело. Да только опять компания не та, и у меня аппетита нет, и чувство юмора совсем из другой галактики. Я – дешёвка. Разменный пятак, в насмешку наделённый душой юбилейной монеты. Фу! Даже мыслю я как банкир. Банкир, лишённый финансового чутья. Прогоревший бедолага-нытик. Я омерзительна самой себе», – думала Женька спустя всего лишь два года после того, как грузная тётка с бляхой на груди объявила Михаила мужем, а её – Евгению – женой.

  100